Роман Канушкин - Дети Робинзона Крузо

— Мне тоже жаль! — пояснил мент свои действия.

И тут случилась вещь совсем неожиданная: двигатель искореженного бумера взревел, словно кто-то выжал педаль газа на нейтральной до упора. Только ведь в машине, годной лишь на свалку, никого не оставалось.

Охранники переглянулись, теперь уже не растерянно, а даже сконфуженно.

— Да уезжайте же вы, наконец! — в сердцах бросил кто-то в сторону джипа с охраняемым лицом.

— Да не заводится, мать твою! — огрызнулся водитель, в десятый раз поворачивая ключ в замке зажигания.

Парень продолжал хрипеть.

— А ну, козел, заткнись! — обратился к нему промахнувшийся мент. А его блондинистый коллега, не принимавший участия в ночном мордобое, решил исправить ситуацию и приложить к этому не столько руку, сколько ногу — профессиональный, не оставляющий синяков, гематом и иных следов удар ботинком по печени был выполнен безукоризненно. Лейтенант Свириденко зажмурился. Из открытого рта парня вылетел ком кровавой слюны, он согнулся еще больше и на мгновение стих. И все опять стихло: было слышно, как тоненький, похожий на комариный, писк выходит из горла модника. Он начал оседать.

— Куда садиться? А ну, подъем! — блондинистый остался доволен результатом. — И башкой не вертеть. А то и в меня бес вселится!

В глухом, израненном чреве Бумера опять что-то злобно заурчало.

— Да что с этим куском железа такое?! — возмутился блондинистый. А его товарищ по службе, водитель «Кайенна» (он, кстати, всегда считал блондинистого тупой самодовольной кучей дерьма) оказался человеком более проницательным: со смутным беспокойством его рука потянулась к замку зажигания. Так, на всякий случай, проверить.

— Чего, сучара, больно тебе? — вопросил модника мент с укороченным Калашниковым. — Еще добавить? Видишь, сука, что наделал?

Парень что-то прохрипел.

— Не слышу! — сплюнул мент и все же легко толкнул модника оружием в голову. Удар приходился парню в лоб, но тот, хоть и был избит, повторно и теперь уже с неслучайным проворством чуть откинул назад затылок, пропуская удар вскользь. Автомат рассек ему кожу на лбу и под волосами, сбив придурошную шапочку, но крови сразу стало много.

— Я разве сказал пригибаться?! — обозлился мент, которому вдруг пришло в голову, что его только что опозорили перед товарищами. — А?! Я как сказал?! Стой, падаль, не двигайся!

Явно подзадоривая себя, борец с преступностью плотоядно облизнул губы и сделал шаг назад, прикидывая расстояние для удара ногой: не хера тут блондинчику оставлять за собой последнее слово. И тогда бедолага-модник совершил непростительную ошибку. Он повернулся, откинул с глаз слипшиеся волосы и то ли от отчаяния, то ли с безрассудством произнес:

— Если какая сука еще раз меня тронет — убью!

Пауза вышла очень короткой. Блюстители порядка, казалось, на мгновение потеряли дар речи. По крайней мере, застывшие маски, растянувшие их лица по вертикали, очень напоминали знакомый нам портрет мачо-партизана.

Потом губы промахнувшегося мента свернулись трубочкой.

— У-у-у! — протянул он на неожиданно высокой ноте. — Это совсем другой коленкор!

Казалось, он сам радуется своему изумлению. В голове же блондинистого шла сложная работа: он выбирал варианты следующей эмоции, но вместо карающего гнева почему-то куражисто и даже по-женски захихикал.

— Это меняет дело, — вздохнул промахнувшийся, и в голосе его промелькнуло темное удовлетворение. — Так что ты там сказал? — Он посмотрел на парня с любопытством. — Убьешь?

— Это не шутка, — спокойно и холодно сообщил Миха-Лимонад. Он совсем немного приподнял руки, но в его стойке лейтенант Свириденко сразу узнал готового к выпаду боксера.

«Нарывается, дурень, со страху, — пожалел лейтенант Свириденко в третий раз. — Эти не пощадят, я их знаю. Завалят прямо здесь, а нам липовый протокол подписывать».

— Чего, слизь мерзотная, ручонки поднял? — мент усмехнулся куда-то в сторону, а потом жестко процедил, — да я тебя, пидор гнойный, по асфальту размажу!

И передернул затвор, досылая патрон в патронник. Миха-Лимонад прекрасно видел, что тот имитирует поведение человека, теряющего над собой контроль, но при этом видел, что намерения у него более чем серьезные.

«Какая-то нелепость», — успел подумать Миха-Лимонад, и мент тут же подтвердил его правоту.

— Я ж тебя здесь положу, гнида бычья! Просто похороню, — ровным голосом сообщил он Михе.

— Ты был обезврежен при попытке нападения на колонну, — быстро вставил блондинистый, словно отрезая все пути назад и легитимизируя их дальнейшие действия. Его зрачки сузились, а в бегающих глазах колыхнулось что-то лиловое.

Промахнувшийся мрачно посмотрел на блондинчика. «Сука какая! — подумал он о коллеге. — Тварь белобрысая...»

Лицо у мента сделалось сосредоточенным, а взгляд уже не плотоядным, а деловито-будничным, будто человек перед ним был уже мертв, и оставалось лишь казнить его тело, а эту практическую работу нужно сделать быстро.

— Хрен ли стоите? — бросил он в сторону джипа. — Увозите Николаича. А ты, лейтенант, — эти слова были обращены к Свириденко, — пойди прогуляйся за пост.

Свириденко в ужасе захлопал глазами. Его ноздри втягивали странный запах: ночь пропиталась покушением на убийство, а такое с лейтенантом Свириденко происходило впервые.

— Ладно, хорош вам! — услышал он свой собственный испуганный голос, опережавший способности мозга адекватно оценить обстановку.

На промахнувшегося вдруг накатила странная усталость, киселеобразной тяжестью поднялась в желудке. Надо побыстрее со всем этим заканчивать, и тогда... Он не знал, что «тогда». Возможно, какая-то необоримая неправильность, происходящая прямо сейчас, закончится, и все встанет на привычные места. Он снял оружие с предохранителя и глухо повторил:

— За пост. — Его глаза налились багровой темнотой.

— Так не бывает, — настойчиво протянул Свириденко, и голос лейтенанта дрогнул. — Вы что?!

В этот момент водитель «Кайенна» окончательно убедился, что его автомобиль не заводится. «Происходит что-то не то! — панически прокричало в голове водителя. — Этот тупой блондинчик распалил всех, привык, сука, жар чужими руками загребать... А здесь вообще что-то не то творится!» Он собрался было озвучить эту мысль и даже открыл было рот, но... Все плыло по течению, а когда происходит такое, то тут уж не до панических разговоров. Он просто не успел.

Проводя роковую черту, последним резоном прозвучал голос промахнувшегося:

— Он был обезврежен при нападении. Слышал?! Не нарывайся, лейтенант, сходи-ка за будочку, — и мент машинально указал стволом в сторону поста.

Этой короткой паузы Михе вполне хватило. Внутреннее время вообще течет по-другому, и Миха-Лимонад даже успел усмехнуться глупой оплошности этого позднего вояки. Он не знал, что будет дальше. План вырисовывался зыбким, ненадежным, построенным на блефе. Стрелки на таймере его жизни с неожиданным и нелепым проворством шулера подскочили к «0», следовало любой ценой остановить это свихнувшееся колесо. И Миха-Лимонад превратился в Миху-Тайсона. Он совершил молниеносный выпад, чуть пригибаясь и разворачивая корпус, и нанес три сокрушительных удара. Противник, спрятанный за бронежилет, автоматическое оружие и численный перевес в виде верных товарищей, оказался не готов к такому повороту событий. Промахнувшийся мент, отправленный в глубокий нокаут, оказался единственным, чьи показания в дальнейшем не смахивали на откровенную паранойю — он все прозевал.