Роман Канушкин - Дети Робинзона Крузо

(это его ответственность)

(он справится, и тогда, в конце, будет приз)

Автомобиль неспешно выруливает из тени старинных московских переулков и оказывается в одном из самых яркоосвещенных мест столицы. Не нарушая правил, вливается в общий поток. Ему предстоит дальняя дорога. По крайней мере, никто из тех, кто может сейчас видеть Бумер, не рассчитывают оказаться сегодня столь же далеко.

Правда, людям давно уже наплевать на чужие планы, если это только не сулит какой-либо выгоды лично им. А как уже было указано — напрасно! В этом быстро меняющемся мире все труднее разобрать, что, кому и где сулит. И как могут оказаться таинственно связаны незнакомые, не имеющие ничего общего и даже ни разу в жизни не видавшие друг друга люди. Но больше всего седовласого господина в пассажирском кресле порой волнует его место в этой истории. Действительно ли он — бесстрашный нарратор в Стране чудес, инициатор дэддрайверов? Ему открыты границы между светом и тьмой, и он видел главное — как ослепителен, безжалостен и всемогущ Свет, встающий за самым сердцем Тьмы. Но...

(так ли это?)

Светящиеся змейки сбегают по драгоценным граням забытого кристалла. И в короткие мгновения его все еще пытается атаковать град вопросов. Быстрых, смущающих, почти стыдливых.

Тот, второй, сосущий без конца большой палец левой руки, судя по всему, умирает, но его, седовласого пассажира ждет самая важная и самая страшная встреча в жизни. Но

(почему он так уверен?) чем она будет? Чем станет эта встреча — призом или гибелью? Или его используют как предмет, чей срок годности выработался, высосут без остатка

(как тот, второй, хватается за свой внутриутробный палец) и выбросят на свалку, как сгоревший, рехнувшийся механизм, которому в предсмертной агонии пригрезился странный дримлэнд, где он был всесилен и абсолютно свободен?

Седовласый господин усмехается, и снова его взгляд становится совсем шальным и совсем безумным. Он знает, откуда у него эти мысли,

(все успокоится, и уже ничто его не смутит, не взволнует, едва появится мотылек, едва он окажется дома, в лоне Великой Матери) и откуда в эйфорию, ставшую тканью его существования, проскальзывают эти тревожные, смущающие вопросы. Это тот — второй, сосущий палец, отравляет его ядом своей болезни. Тот, второй, — другой.

А его, конечно же, ждет приз. Чем еще может стать эта, хоть и пугающая, но томительно предвосхищаемая встреча с Ней? Грозной, великолепной и безумной, сотворившей все из самое себя, хищной, всегда страждущей оплодотворения, рождения и всегда готовой поглотить? Она пробуждается сейчас в самом сердце Страны чудес, где обретала покой, — смерть Неба, Бога-отца, зовет ее. И она пробудится, едва обретет целостность, едва сбежавший мальчик войдет в нее, вкусит, отведает и станет есть Ее хлеб.

Седовласый пассажир спокойно смотрит вперед, на дорогу. На губах его застыла усмешка, совсем шальная, совсем безумная. И лишь иногда струящиеся по граням кристалла змейки все еще берут в нем верх. И тогда на короткий миг подкатывает страх, необоримый и необозримый ужас, ставший его подлинным существованием. И вот тогда все труднее подавить желание так же, как и тот, второй, запустить в рот большой палец левой руки. И теперь уже сосать его, сосать, убегая в спасительное беспамятство, сосать, растворяясь в первобытном небытии, сосать и сосать, не останавливаясь, до конца времен.

Лейтенант ДПС Свириденко решил довольно странным для себя образом провести остаток сегдняшнего дня. Дома ждала любимая гибкая клавиатура и новая оптическая мышь, ждала сверхбыстрая линия связи с Интернетом и сверхинтересный форум на www.deaddrivers.ru, но лейтенант Свириденко домой не торопился. В этот замечательный вечерок накануне весеннего месяца мая вздумалось лейтенанту прогуляться по центру, подставляя лицо теплому ветру, который пах уже не арбузами, а молодой зеленью да распускающимися цветами. Свириденко не знал, куда идет, но, сворачивая в переулки, углубляясь в холмистые изгибы московских улиц, словно шел по смутно ощущаемой линии, полчиняясь неведомому, но настойчиво звучащему в нем императиву. Это ощущение было... тихим, но, скорее всего, приятным, будто он, как в детстве, двинул навстречу приключениям, и в конце его ждет что-то, если не захватывающее, то по крайней мере интересное. Идти так действительно оказалось удовольствием, лейтенант Свириденко начал даже петь про себя, и с каждым шагом забытая радость вольного бродяги наполняла его. Так он и шел, пока ноги не вынесли его на одну из самых яркоосвещенных улиц столицы. Здесь лейтенант почувствовал критический прилив радости. Он улыбался встречным прохожим, а они ему в ответ — как приветливы и симпатичны оказались жители одного с ним города! — и впервые за долгие годы женщины одаривали его веселыми взглядами, наполненными восхитительной роскошью обещаний.

Потом лейтенант ДПС остановился. И рассмеялся в голос, заприметив на другой стороне улицы огромное, переливающееся неоновыми огнями здание казино.

— Шангрила! — веселился лейтенант ДПС, хотя ничего смешного в этом не было, и добавил, удивив сам себя: — Это ж надо было так назвать игровой парадиз!

«Парадиз?! Видимо, увлечение Интернетом не проходит даром», — подумал Свириденко и с трудом подавил новый смешок.

Вывеска казино действительно пепеливалась и сверкала; пальмы маняще склонились перед входом в заведение, и по ним тоже гирляндами бежало электричество, а в самой середине, на косом подиуме, в перекрестии разноцветных лучей ждал главный приз — новенький автомобиль Bentley, казавшийся почему-то розовым.

Еще одно обещание? Впавший в весеннее настроение Свириденко этого не знал. Он никогда не был игроком и не собирался им становиться, но что-то внутри говорило, что он пришел на правильное место, и надо только подождать.

— Чего? — удивленно вопросил Свириденко, и какая-то девушка, просто прохожая, хихикнула:

— Что, разговариваешь сам с собой?

От этого открытого проявления дружелюбия прежде затюканный лейтенант ДПС взбодрился еще больше и залихватски ей подмигнул. Девушка снова хихикнула и пошла своей дорогой. Не оборачиваясь, подняла руку и сделала лейтенанту пальчиками «пока-пока»...

«Все правильно, — почему-то подумал Свириденко, — ты на нужном месте. Жди».

— Чего?

«Просто жди».

Еще он успел было подумать, не просить ли ему телефончик у доброжелательной хохотуньи, как что-то, пока еще далекое, привлекло его внимание. Движение, не попадающее в общий ритм. Только... почему не попадающее?

Потому что вот оно, понял Свириденко, началось. То, чего он должен был ждать.