Скарлетт Томас - Наша трагическая вселенная

— Тебе просто снесет крышу, — пообещал он. — Это теория отрицательного персонажа. Ее последняя часть сложилась у меня в голове, когда на выходных я прочитал в газете статью Ви Хейс. А предпоследнюю часть я придумал после того, как прочитал твою статью. Думаю, эта Ви Хейс тоже ее читала, она своей статьей как бы отвечает на твою. Я захватил с собой газету на случай, если ты не читала. Вот, держи.

Он достал из кожаного портфеля распечатку электронной версии статьи и протянул мне. Я ее не читала. Я была слишком сильно увлечена довязыванием своего первого в жизни носка и к тому же долго приходила в себя после поездки в Лондон на свое последнее в жизни заседание редколлегии.

Когда Джош поднялся, чтобы пойти за вином, я поняла, что он надушился: от него пахло корицей и цейлонским чаем. Я проверила телефон. От Роуэна не было вестей с тех пор, как он приезжал ко мне, не было их и сейчас. Я взглянула на статью Ви. Это было именно то, о чем она так долго говорила, — ее теория об «истории без истории». Она писала, что, несмотря на то что она придумала название этому явлению и взялась его анализировать, история без истории существовала очень давно. Но в последнее время в западном мире о ней почти забыли. Весь смысл истории без истории, писала она, заключается в незаметном отрицании истории внутри ее же структуры. В этом смысле история без истории — это почти то же самое, что мы привыкли называть метапрозой, только в более изящном варианте. В отличие от метапрозы история без истории не похожа на змею, проглатывающую собственный хвост, а похожа скорее на такую змею, которая сама себе дарит свободу. Ви написала манифест истории без истории, в котором утверждалось, что автор истории без истории почти наверняка является обманщиком — точно так же, как и его персонажи. У истории без истории нет морального ядра. Это не такая история, из которой читатель может извлечь какой-нибудь урок, — это скорее загадка или парадокс, у которого нет ни ответа, ни решения, кроме поддельных. Читателя не приглашают проникнуть «вглубь» истории без истории — напротив, его намеренно держат за ее пределами. Одним из пунктов манифеста значилось следующее: «История об отшельнике, который варит варенье, может быть не менее интересна, чем история о герое, который сражается с драконом, за тем исключением, что писатель наверняка не придумает ничего нового, и отшельник справится с вареньем тем же самым способом, что и герой — с драконом. А в истории без истории отшельник будет варить варенье, пока герой сражается с драконом, и после этого отшельник поможет и герою, и дракону, напоив обоих лекарствами и накормив вареньем, и ляжет спать в обнимку с книжкой».

При чем тут варенье? Ви не знает больше никого, кто варил бы варенье, кроме меня. Я стала читать дальше и скоро окончательно убедилась, что Джош был прав — Ви читала мою статью на прошлой неделе. Я улыбнулась. Герои в истории без истории, писала Ви, не придают значения тому, что на них надето, что они говорят и что делают. Они — Дураки, которые ради всех нас шагают в пропасть, чтобы и мы могли выйти за ограничивающие нас рамки современного западного повествования. Нет никакого сомнения, писала она, что мы нуждаемся не в таких историях, которые учат нас жить и превращают нашу жизнь в копию этих самых историй, но в таких, которые мешают нам стать вымышленными персонажами. Мауи — пройдоха, он учит нас тому, что в мире нет никакого смысла. Возможно, обманщики, то есть те персонажи, с которыми себя не принято отождествлять, на самом деле представляют собой куда более интересные ролевые модели, нежели сказочные принцы и принцессы или герои американских сериалов, существующие лишь для того, чтобы нам казалось, будто мы должны стать такими же безупречными, как и они. Завершая статью, она рассказала китайскую сказку о тигре, который поймал лису. Лиса говорит тигру: «Меня нельзя есть, потому что я навожу страх на всех животных в этом мире. Вот пройди некоторое время за мной следом, и ты увидишь, как все меня уважают». Тигр соглашается, и они отправляются в путь. Все звери при виде страшного тигра в ужасе разбегаются. Тигр пристыжен и отпускает лису.

А в самом конце Ви писала, что заканчивает работу над книгой, которая будет посвящена не только истории без истории (то есть ее теории фольклора и народных сказок), но также литературе без литературы, рыцарскому роману без рыцарства, недоказанному доказательству и неопределенной определенности. Идея книги состояла в отрицании того, что Ви называла «тоталитарным устройством естественных и гуманитарных наук», и в допущении парадокса во всех существующих дисциплинах. Литература без литературы, подумала я, это ведь именно то, что писатели-реалисты вроде меня мечтают создать: что-нибудь абсолютно настоящее и с таким подлинным чувством, что это уже и не похоже ни на какую литературу. Я вспомнила, как Чехов писал, что одно из отличительных качеств хорошего писателя — это «объективность сплошная». Впервые встретив эти слова, я не поняла, как можно достичь такой объективности. Но в литературе без литературы будет как раз та самая сплошная объективность, иначе просто никак.

— А для меня новости есть? — спросил Джош, вернувшись.

Я положила распечатку на стол.

— Есть, хорошие, — ответила я. — Отныне ты официально являешься Зебом Россом.

— Ух-ты! — просиял он. — Прекрасно! Большое спасибо. А я инвалид?

— Да, инвалид. Надеюсь, ты на меня не разозлишься… Твоя инвалидность связана, только не подумай, сама я не считаю тебя инвалидом, в общем, твоя инвалидность — обсессивно-компульсивное расстройство. Просто совпадение. Они уже успели решить, что это «романтично» и «круто», но в то же время нечто такое, что вполне может помешать Зебу появляться на публике. Если честно, я рассказала им, что ты действительно страдаешь таким расстройством, — и, думаю, это помогло мне их убедить. Ничего?

— Да вроде бы ничего. А ты будешь моим начальником?

— Нет-нет. Так получилось, что я вообще ушла из «Орб букс» в пятницу. Так что ты остаешься один. Если тебе не захочется с ними работать, ничего страшного — ты вполне можешь отказаться. Но это неплохая работа, и платят они хорошо.

— А ты почему ушла?

— Хочу больше времени уделять роману. Своей… — я бросила взгляд на распечатку со статьей Ви, — «литературе без литературы». А еще у меня прибавилось работы в газете, и это значит, что какое-то время я вообще могу обходиться без того, чтобы писать всякую беллетристику. Думаю, это пойдет мне на пользу. В отличие от Келси Ньюмана я не считаю, будто мы бессмертны, и хочу постараться сделать что-нибудь стоящее, пока еще жива. Не для того, чтобы перейти в другое измерение, а просто потому, что, возможно, это мой единственный шанс. Я не говорю, что Зеб Росс — совершенно бессмысленное явление, и думаю, ты немало повеселишься в его роли, но, пожалуй, мне от него стоит отдохнуть.