Хельмут Крауссер - Сытый мир

Вот он пробрался через велосипедный подвал и вентиляционную шахту в подземный гараж. Там было темно и прохладно, пахло моторным маслом и сырой ржавчиной.

Это был подземный мир, где легко можно было спрятаться. Отличное место для игр, но для испытания лука оно не годилось. Не хватало пространства для полёта стрелы. Ничего не поделаешь, пришлось вылезать наверх, на простор. Он набрался смелости вышел на улицу и двинулся по ней до границы знакомого ему мира. Пограничным столбом был красный автомат для жевательной резинки Его содержимое завораживало мальчика. За стеклом среди белых, голубых и жёлтых шариков жвачки виднелись мелкие игрушки: солдатики ножички величиной с большой палец и миниатюрный карманный фонарик, не больше кронкорка — накидного колпачка для бутылок.

Бросаешь в прорезь монету, поворачиваешь рычаг — как правило, выпадал шарик жвачки и одна игрушка Но ещё ни разу мальчику не доставался ножичек или фонарик Вместо них в лотке то и дело оказывался странный предмет — пластмассовый кружок с изобрамсением чего-то, похожего на букву «ипсилон». От своей сестры он узнал, что это значок за мир — peace. И на что он мог сгодиться? Маленькие флажки США находили хоть какое-то применение, когда мальчишки играли в американскую Гражданскую войну между Севером и Югом Но кому вообще сдался этот значок за мир? У мальчика их уже набралось штук двадцать.

Он порылся в кармане брюк, извлёк свою последнюю монетку и немного поколебавшись, бросил её, потом медленно поверну л рычаг и отжал клапан над лотком.

В лотке валялся двадцать первый значок за мир и в качестве довеска — белый шарик жвачки с ненавистным мятным вкусом От ярости он ударил по автомату кулаком.

А карманный фонарик так бы ему пригодился! С ним можно было бы по ночам читать под одеялом.

Глубоко опечаленный, понурившись, мальчик брёл по улице назад, волоча за собой лук и стрелу.

За спиной у него осталась полоса коричневых жилых домов, а он смотрел в другую сторону — на «дремучий лес», на его просторные незастроенные участки, поросшие кустарником, деревьями, замусоренные автомобильным хламом, среди которого поблескивали лужи. Там было хорошо.

Спрятавшись за деревом, он понаблюдал немного за ребятами из банды: они собирали медные провода, чтобы продать их старьёвщику.

Внезапно он услышал топот ног по плиткам тротуара, оглянулся и понял, что бежать уже поздно. Он попался.

Это была четвёрка под предводительством Мартина Грубера, единственного немца, который жил в турецком доме. Мартин держал в квартире двух приручённых крыс, что в те времена было редким чудачеством. Большинство матерей запрещали своим детям водиться с Мартином — из страха перед какой-нибудь ужасной заразой, которую разносят крысьи Естественно, такие обстоятельства делали Мартина бесспорным вожаком Тем более что в свои десять лет он был крепче и сильнее сверстников и любил это показать — часто и с удовольствием.

Его эскорт составляли Анди, Петер и Инго.

Инго был на два года старше остальных; матери рассказывали друг другу, что он страдает плохой болезнью, которая называется легастения. Внешне эта болезнь никак не проявлялась. Он производил впечатление очень здорового подростка: высокий рост и крепкая фигура белозубая улыбка и рыжие кудри Инго завоевал авторитет тем, что уже спал с девушкой. И нес абы какой, нет, а с Гудрун — красавицей номер один их большого дома. Ей было уже четырнадцать лет, и она вполне развилась. Для укрепления своего авторитета он однажды залез на неё на полянке «дремучего леса», где его ближайшие друзья заблаговременно попрятались в кустах. Они всё видели и после этого смогли разнести по всей округе славу ранней зрелости Инго.

Мальчик не числился в списке ближайших друзей Инго, которые всё видели, и ему пришлось довольствоваться неточным описанием из вторых рук.

Он взглянул в лица квартета и почувствовал — такое с ним нечасто случалось, — что все они ему симпатичны. Они сужали свой круг, медленно надвигаясь на него.

— А ну, давай, вытаскивай что есть, не то тебе кранты! — пригрозил Мартин и поднёс ему к носу кулак.

— У меня больше нет денег. Только вот эта штука… — он раскрыл ладонь, на которой лежал значок за мир.

— Ты что, издеваешься над нами? — заорал Мартин и показал на лук: — Тогда мы забираем вот это!

— Нет! Ни за что! — крикнул мальчик. — Это мне отец подарил!

— Чего-чего?

Петер сзади перехватил сгибом локтя его шею, пережал горло и пригнул вниз, чтобы зажать его голову между колен. Мальчик отбивался ногами и получил удар в грудь. Обычно он в таких случаях не сопротивлялся. Но на сей раз здравый смысл отказал ему — от ужаса, что сейчас они не только изобьют его, но и отнимут лук. Что он скажет дома отцу? Он начал заранее реветь, а вместе со слезами к нему вдруг пришла отчаянная мысль, сказочная, утопическая идея — что-то вроде последнего обманного трюка.

— Стойте! — заорал он. — Я вам что-то скажу!

Квартет приостановил свои действия и замер. Они были достаточно прагматичны и предпочитали получить выкуп, чем мучить жертву.

— Я предлагаю вам пари! — сказал мальчик, дрожа всем телом, и кивнул на афишную тумбу, которая стояла неподалёку.

На ней был наклеен плакат с обнажённой женской грудью. Возможно, это был вообще самый первый в Германии голый бюст на афише. Он привлекал внимание даже взрослых прохожих, непривычных к такому. Это была реклама шоу — программы латиноамериканских танцев. Другой плакат был наклеен поверх головы, венчавшей этот бюст.

Мальчик еле говорил, из-за дрожи у него зуб на зуб не попадал.

— Вот моё предложение: я с десяти метров попадаю точно в сосок! Если не попаду, то все мои карманные деньги на будущую неделю — ваши. Если же я попаду — вы оставите меня в покое сегодня и на всю следующую неделю!

Квартет заинтересованно поглядывал на него. Ухмыляясь, они приняли его предложение, дали честное слово — и никто при этом не скрестил за спиной пальцы.

Дальше всё было просто.

Отмерили шагами десять метров. Анди начертил голубым мелком линию.

Мальчик, побледнев, встал перед ней.

Он ещё ни разу в жизни не стрелял из лука. Весь этот спектакль устраивался только ради ничтожной отсрочки, на самом-то деле шанса почти не было. Бюст имел великолепную округлую форму. В него даже целиться было грешно. От волнения мальчик едва удерживал лук, и ему было стыдно, что все видят, как он дрожит. С подгибающимися коленками он наложил стрелу на тетиву. Прищурил глаз. Натянул нейлоновую нитку. Стрела понеслась.

Плопп!

Бог ты мой! Она попала. Резиновая присоска стрелы накрыла самый сосок. Прямо посередине. В яблочко. В правую грудь.

Делился он в левую. Йес-с, они же забыли оговорить, в какой сосок надо попасть! Только чтобы они не заметили его волнения! Он просто раздулся от гордости, медленно опустил лук и твердо посмотрел поочередно на каждого. Он выиграл пари.