Абд ар-Рахман аш-Шаркави - Феллах

— Да тут, можно сказать, вся деревня родня. Но пожалуй, ближе всех им Салем. О нем у нас поговаривают, что он не от мира сего — все в облаках витает.

— Ну, а у Салема какая семья? Может, у него есть родственники в Каире, которые в случае чего могут за него заступиться?

— Да какие там у него родственники! Один как перст… Живет с матерью, Инсаф ее зовут. Тоже немного чокнутая… Ездила, видите ли, в Каир на прием к министру. Уж чего она там добивалась — не знаю. Может, своего сынка в министры проталкивала?

Тауфик хихикнул, довольный своей собственной остротой, и тут же осекся. Исмаил заметно помрачнел.

— Так вот, — промолвил он после некоторого раздумья, — поди позови Салема ко мне.

И Тауфик потрусил разыскивать Салема, а Исмаил направился в правление кооператива, где ему отвели комнату — вроде бы устроили официальную резиденцию.

Салем явился к нему в сопровождении Тауфика и, даже не поздоровавшись, начал с негодованием:

— И чего он меня сюда привел? Как будто в деревне никого другого нет — весь свет на мне клином сошелся! Почему только я для всех должен быть мальчиком на побегушках? Ну, скажите, сеид, какая во мне появилась нужда?

— Успокойся, Салем. Садись и расскажи мне, что вы решили с Абдель-Азимом и Абдель-Максудом?

— А чего вы меня спрашиваете? Спросите лучше их самих. Вот вернутся они из города, позовите их и побеседуйте. Они там долго не задержатся — в уездный комитет и обратно.

Исмаил насторожился. Парнишка, сам того не подозревая, сообщил ему очень важную новость.

— Так они поехали в комитет социалистического союза? А я и не знал. Когда они уехали? Что ж ты сразу не поставил меня в известность? Ты должен докладывать мне обо всем. Слышишь, обо всем, что узнаешь. Это пойдет тебе только на пользу. Будешь мне помогать — и я тебя уважу. А будешь упрямиться — пеняй на себя! Понял, Салем?

— Нет, не понял! Вы что же, хотите, чтобы я стал доносчиком? Вашим шпионом в деревне? Предателем феллахов? Ну, нет! Не на того напали. Ничего я вам сообщать не буду. Делайте со мной что хотите, только все равно ничего от меня не добьетесь. Да и что вы мне можете сделать? Привязать к дереву? Уже привязывали. Избить кнутом? Уже били… Теперь меня никто не заставит склонить голову, сам президент нам сказал, чтобы мы, феллахи, всегда держали голову высоко.

— А я вот возьму и отрублю тебе голову! Тогда и держи ее высоко…

— Значит, тебе наплевать на президента? Он говорит одно, а ты хочешь делать другое. А кто ты, собственно говоря, такой, чтобы рубить мне голову? Откуда ты взялся? Какое правительство представляешь? Покажи свое удостоверение. Объясни мне, по какому такому праву ты здесь распоряжаешься? Как бы мы сами тебе не поломали ребра, прежде чем ты начнешь рубить нам головы!..

Исмаил даже подпрыгнул как ужаленный и, распахнув двери, заорал:

— Эй, омда! А ну-ка возьми этого молодца и запри его в пустую комнату! Да позови стражников, пусть выпорют его как следует. И у дверей поставь охрану, чтобы никуда его не выпускали ни под каким предлогом. Пусть посидит, голубчик, без еды и без воды — может, ума-разума наберется. А я съезжу в город и выясню, кто дал право этим смутьянам действовать через мою голову, связываться с уездным комитетом без моего ведома. Я отвечаю за все, что происходит в деревне, и своей властью могу заткнуть рот любому горлопану и остудить горячие головы. А нужно, так и в каталажку посадить, как этого молодца. Не выпускай его до моего приезда. И смотри, чтобы его мать не вздумала отправиться в Каир. Она у меня теперь никуда из деревни не выйдет. Я покажу им их настоящее место.

Тауфик, словно клещами схватив Салема за плечи, потащил к двери.

— Пусти! — кричал Салем. — Не имеете права! Я вам не мальчишка! Не раб! Я свободный феллах… Меня революция сделала свободным… По какому праву вы хотите лишить меня свободы? Я не совершал преступления… Ничего не украл! За что вы хотите меня арестовать? Я никуда не пойду!..

Салему удалось уцепиться за косяк двери, над которой висел портрет президента Насера. Подняв к нему глаза, Салем крикнул:

— Смотри, президент! Нас опять хотят лишить свободы. Это же произвол!..

Он хотел еще что-то крикнуть президенту, который, как показалось в какой-то момент Салему, наклонился к нему с портрета на стене, готовый защитить его от творимого беззакония. Но Тауфик все-таки вытолкнул его в коридор и, заломив назад руки, подвел к дежурной комнате, где у телефона сидел сторож Хиляль. Тот, будто не замечая Тауфика, продолжал как ни в чем не бывало быстрыми движениями пальцев крутить маленькое веретено, время от времени ловко поправляя другой рукой лежавшую рядом с ним белую шерсть. Он на секунду отвел от своего веретена глаза и, словно только сейчас заметив Салема, заговорщически ему подмигнул.

— Ничего, парень, потерпи! Вот кончу прясть, сотку тебе белую такию, будешь жених хоть куда! Тогда, если аллах будет милостив, шейх Талба выдаст за тебя свою красавицу Тафиду. А за мной остановки не будет — я сдержу свое слово. Сам надену на тебя в день свадьбы белую такию и золотую нитку впряду в нее на счастье. Рано или поздно шейх сменит гнев на милость и Тафида будет твоя. Ты только не отчаивайся. Ведь шейх сам сказал, что выдаст ее за лучшего. А лучше тебя у нас в деревне жениха нет…

Тауфик стоял, переминаясь с ноги на ногу, не зная, как себя вести. Этот Хиляль просто издевается над ним! Разговаривает себе с Салемом, а на него даже не смотрит. Будто его здесь и нет. А кто такой Салем по сравнению с ним? Тоже жених нашелся! Голодранец! У него и земли-то, считай, не осталось. Одни камни. А у Тауфика усадьба, и дом лучший в деревне, и золотишко водится. И вот он должен сейчас стоять перед сторожем и упрашивать его, чтобы тот запер Салема в дежурной комнате или в чулане. Мало того, что Хиляль наотрез отказался взять под стражу Салема, так еще пытается унизить Тауфика. Не слишком ли много он себе позволяет? Ведь ни для кого не секрет, что и Тауфик поглядывает на Тафиду. Он хочет сделать ее своей второй женой. И конечно, шейх имел в виду Тауфика, когда говорил, что отдаст свою дочь за достойного. Кто с ним может равняться по богатству? Уж не Салем ли? Лучше быть на положении второй жены в доме Тауфика, чем единственной женой в хибаре Салема…

Кончив прясть, Хиляль смотал нитки в клубок, не спеша поднялся, выдвинул ящик большого стола, положил туда пряжу и только после этого продолжил с Тауфиком начатый неприятный разговор:

— Я же тебе сказал, Тауфик: не могу. Не могу — и все тут! Я должен знать, за что его арестовали. Ты предъяви мне официальную бумагу, приказ об аресте. Как он там называется, ордер, что ли?

— Да пойми ты, Хиляль!.. — В голосе Тауфика уже слышалась мольба. — Это чтобы посадить в тюрьму нужен ордер. А его приказано просто подержать некоторое время под замком. Ну, хотя бы до утра! Тебя как человека просят, дурень!..