Абд ар-Рахман аш-Шаркави - Феллах

«Да, — подумал я, — такого ничем не прошибешь. Неужели такими должны быть нынешние руководители?»

В кабинет бесшумно вошел щеголеватый юноша с тонкими чертами лица. На нем был элегантный, хорошо отутюженный костюм модного покроя. Из верхнего кармашка кокетливо выглядывал уголок цветного платка точно такой же расцветки, как и галстук. Приблизившись к Бараи, он что-то шепнул ему на ухо.

— Ладно, пусть войдет, — ответил Бараи, откинувшись в кресле.

Юнец, очевидно один из сотрудников уездного комитета, вышел из кабинета вихляющей походкой так же бесшумно, как и вошел. Вскоре он вернулся, пропуская впереди себя высокую девушку. Она испуганно озиралась и, как мне показалось, плакала. Скорее всего, она пришла сюда не по своей воле. Черное длинное платье крестьянского покроя плотно облегало молодое, упругое тело. Движения ее были резкими, угловатыми. Она взволнованно дышала, как будто убегала от погони.

Бараи, окинув девушку оценивающим взглядом, задержал взгляд на ее высоком бюсте. Девушка, сделав несколько шагов к столу, посмотрела на Бараи настороженно и зло.

— Что вам надо от нас? Зачем они привели меня сюда? — закричала она. — Я хочу видеть отца. Куда вы его дели? Что он вам плохого сделал, эфенди? Он же не вас бил башмаком, а себя! Разве это преступление? Ради аллаха, милостивый бей, скажите, где мой отец?..

— Ничего с твоим отцом не случится! — раздраженно прикрикнул на нее юноша. — Просто мы дали ему возможность отдохнуть немного в тюрьме. Хочешь, чтобы отец быстрее вышел, будь поласковей с беем, он тебе поможет…

— О, аллах! О, аллах! — еще громче запричитала девушка. — Прости меня, что я оставила отца одного! Мы пришли сюда искать защиты и справедливости, да не там, наверное, искали! О, аллах праведный, покарай наших мучителей! Вы думаете, вам все с рук сойдет? — набросилась она вдруг на женоподобного юнца, схватив его за горло. — Вам не избежать кары божьей! Посадили отца, а теперь хотите меня поймать в свои сети? Говорите, куда дели отца? Что вам от меня надо?

Бледнолицый юноша еще более побледнел. Ему с трудом удалось вырваться из цепких рук девушки, которая, казалось, готова была его задушить. Бараи, молча наблюдавший за этой сценой, нажал на кнопку звонка. В дверях моментально появился огромный верзила, выполнявший, очевидно, роль вышибалы. Бараи показал ему глазами на девушку. Верзила схватил ее за руки и потянул к двери. Юнец помогал ему, подталкивая девушку в спину и понося при этом ее на все лады. Девушка всячески сопротивлялась, посылая им в ответ громкие проклятия.

Бараи, поймав мой недоуменный взгляд, засуетился, протянул мне пачку дорогих импортных сигарет. Я отказался.

— Вы уж извините, что вам доставили беспокойство всем этим шумом и гамом, — с виноватой улыбкой произнес он. — Так на чем мы с вами остановились? Ах, да, да…

Но тут опять в дверях появился юнец, наверное, он был личным секретарем Бараи по особым поручениям.

— Пришлось выгнать ее на улицу, — доложил он, поправляя сбившийся галстук. — Все равно от этой дуры проку мало…

Видимо вспомнив обо мне, секретарь запнулся. Затем, доверительно улыбнувшись мне, как старому знакомому, начал объяснять, явно оправдываясь:

— Мы ведь ей, дуре, хотели сделать лучше. Специально привели к бею, чтобы он ее успокоил. Мол, с отцом твоим ничего не случится, посидит немного — и выпустят. В конце концов, этот старый болван сам себя бил башмаком по голове… Как это дико, некультурно… Но что с них взять — феллахи! Как были скотами, так скотами и остались. Дикие, грубые и к тому же еще неблагодарные. Видели эту упрямую ослицу? Ей хотели сделать лучше, а она на людей бросается. Скоты, честное слово, скоты!..

— Что ты несешь, мой мальчик? — поспешил остановить его Бараи. — Как тебе не стыдно? Разве можно так говорить о феллахах? Ты, как революционер, должен контролировать себя и ни в коем случае не повторять слова реакционеров. Иди, успокойся и осознай свою ошибку!

Мы снова остались одни. Как ни трудно мне было после происшедшего возобновить разговор с Бараи, но я все же попытался еще раз обрисовать картину ненормального положения, сложившегося в деревне, и указать на неблаговидную роль Ризка, поведение которого никак не вяжется с принципами социализма.

— Да, да, я в курсе дел, — перебил меня Бараи. — Однако я не могу согласиться с той характеристикой, которую вы даете Ризку. Нет, не подумайте, что он мой друг. Мы просто старые знакомые. Однако я готов поручиться, что он настоящий социалист. И не только по убеждению, но и по делам. Он отдает социализму все свои знания и опыт. Его трудолюбие и умение вести хозяйство можно поставить в пример любому феллаху. Он трудится не покладая рук. Разве это не лучшая поддержка нашего строя? Какой же он после этого реакционер? Мы не можем позволить подрывать авторитет и пятнать имя такого труженика, как Ризк-сеид, только за то, что у него несколько больше земли, чем у другого крестьянина. Действия ваших земляков, за которых вы ходатайствуете, нельзя расценивать иначе, как подстрекательство к мятежу против законных властей, к действиям, направленным против социалистического строя…

Я недоуменно смотрел на Бараи, не зная, как реагировать на его слова. Да, он защищал Ризка не из дружеских побуждений. Вполне возможно, что они не больше чем простые знакомые. У Ризка, конечно, здесь, в уезде, есть немало друзей. Но среди них Бараи может и не числиться. Очевидно, их связывают с Ризком не дружеские чувства, а общность взглядов и интересов. И вот такой человек, как Бараи, является одним из руководителей уездного комитета АСС. Попробуй найди с ним взаимопонимание. Еще более наивно было бы ожидать, чтобы он поддержал в чем-то феллахов. Его взгляды и поступки всецело отражают интересы таких людей, как Ризк. Как же он попал в руководство уездного комитета АСС? Разве ему здесь место? Подобных ему и на пушечный выстрел нельзя подпускать к АСС. Гнать его надо отсюда в три шеи, а на его место посадить человека, которому действительно были бы близки интересы феллахов и который мог бы за них постоять.

— Ну что ж, у меня все, — сказал я поднимаясь. — Ваша оценка событий мне ясна. Судя по всему, менять ее вы не собираетесь.

— Во всяком случае, — ответил Бараи, — я пытаюсь оценивать события объективно. Уж поверьте мне, на этом месте я больше, чем кто-либо другой, имею возможность составить объективное мнение обо всем, что происходит в нашем уезде. В борьбе за осуществление идеалов социализма главное — уметь заглядывать вперед, рассматривать события в их перспективном развитии, судить четко, мыслить широко. Что касается затронутого вами вопроса, то им занимаются судебные, а не политические органы. Обвинения, выдвинутые против ваших земляков, подпадают под действие определенного закона, который никто из нас отменить или изменить не может. Даже если бы я и захотел поинтересоваться ходом следствия по их делу, то смог бы это сделать только как адвокат, а не как представитель руководства АСС. Всякое проявление интереса с моей стороны может быть расценено как вмешательство в деятельность судебных органов. Ведь для всех теперь я не столько адвокат, сколько руководитель АСС. Я служу теперь не своим клиентам, а всему народу. У меня нет ни личного времени, ни личной жизни. Я день и ночь на посту. Все свое время, все силы отдаю людям, трудовым феллахам. Но я не жалуюсь на свою судьбу, нет, и не Требую никаких наград. Я сознаю, что это моя обязанность. Я выполняю долг революционера.