Галина Шкавронская - Стремнина

Яна лежала на больничной койке, медленно приходя в себя после операции. «Неужели всё это произошло со мной? Но почему? Откуда вообще берутся такие болезни? Мама, бедная, извелась вся! Но крепится. Делает весёлый вид! Шутит: дескать, обрати внимание на хирурга — какой красавец! Да, мужчина, действительно, видный. Но старый! Ему уже, наверное, не менее тридцати, а то и больше. Когда перевязки делает, улыбается, глазки свои красивые строит! А у самого, наверное, жена и трое детей! Господи, гляжу на себя в зеркало — кому там глазки строить? Страшная, бледная, волосы всклокочены. Ясное дело, доктор своими шуточками-прибауточками приободрить меня старается. Сколько всякого со мной случилось. А ведь, кажется, только вчера выпускной вечер был… С него и начало всё рушиться! Ренат… почему он так поступил со мной? В течение всего выпускного вечера даже не взглянул в мою сторону! Танцевал с другими девчонками так, будто в него вечный двигатель вставили! Или доказать мне что-то пытался? А, может, это я, как дурочка, внушила себе, что он ко мне не равнодушен, а на самом деле он просто держал меня своими взглядами «на привязи» как завоёванный трофей. Неужели он такой искушённый в любовных делах? Впрочем, и в сексе, наверное, не промах. Судя по тому, как увивался за девчонками-старшеклассницами, сегодня у него была одна, завтра — другая… И, судя по выражениям лиц этих его «любовниц», не больно-то баловал их вниманием. Короче, просто использовал их! Как кукол из секс-шопа. Но ведь со мной он был другим. Между нами не было ничего ТАКОГО! Ну, целовались, конечно, несколько раз. И это было классно! Каким он был нежным!.. Почему я отшила его после того злополучного похода в театр, куда он привёл своих дружков, развязных и, как мне показалось, недалёких? Наверное, я в какой-то момент поняла, что и он уже подпорченный пацан — такой молодой и уже порочный! Почему же полюбила его, да так, что до сих пор забыть не могу? Наверное, было за что. Даже мама отметила, что в этом парне есть неуловимая мужская изюминка. Наверное, она права, — грустно размышляла Яна, — только мне от этого не легче. Наши дороги с того вечера разошлись.

Как-то надо учиться жить без тебя, Ренатик. Только ты всё время у меня в голове, в снах. Неужели настанет день, когда я с усмешкой вспомню тебя, свою первую влюблённость и удивлюсь, что же я нашла такого в этом парне? …Теперь ещё эта болезнь навалилась. Получается, что я бездетной буду. Честно говоря, странно как-то думать о детях. Сама ещё — салага! Но и ущербной быть не хочется! Эх!..».

Мысли девушки вдруг спутались, и она погрузилась в сон. Во сне Яна танцевала, кружилась, а рядом мелькало лицо Рената, он почему-то грустно махал ей рукой… «Не уходи»! — закричала Яна и от своего крика проснулась.

«Вот и кончилось детство!» Эта очевидная и безжалостная мысль вдруг обернулась жгучей слезинкой, медленно скатившейся по её щеке.

На следующий день врач сказал, что нужно вставать, «расхаживаться», как он выразился, чтобы быстрее заживал шов. «Ну, раз так!..» Яна была сильной духом девушкой. Характер у неё был, скорее, мужским, достался от отца. Она не любила ныть, не выносила, когда её жалели, сюсюкали над ней. Если случались неприятности, ранящие душу, девочка замыкалась в себе, отгораживалась от всех глухой стеной, делая вид, что в её жизни всё прекрасно. На вопрос «Как дела?» всегда отвечала: «Лучше всех!»

И только Марина Михайловна всегда угадывала настроение дочери, старалась помочь ей раскрыться — и тем самым облегчить душу. Однако вызвать её на такую откровенность удавалось далеко не всегда.

— Ну, ты прямо каменная какая-то! Так же нельзя, родная! — сетовала в таких случаях Марина. Сама-то в этом смысле она была полной противоположностью дочери, считая жалость непременным атрибутом любви. И чем больше дочка пряталась в «панцирь», тем больше вызывала сочувствия матери.

В детстве Яна дружила с мальчишками. Они казались ей простыми и понятными, не то что девчонки, которые сплетничали друг про друга и всё время совершали маленькие предательства, «раздружившись» с вчера ещё, казалось бы, любимой подругой. Девчонки, к тому же, часто задирали нос, корчили из себя этаких принцесс, жеманничали и хвастались новыми нарядами. А Яна никогда не придавала им особого внимания. Она очень любила шорты и спортивные майки, в них было удобно кататься на скейте, лазить по деревьям и по крышам, играть с пацанами в футбол и в «сало». С мальчишками всегда всё было справедливо и на равных. Коленки Яны постоянно были расцарапаны или находились в стадии заживания, но не успевали зажить старые болячки, как появлялись новые. Яна никогда не ревела и не жаловалась матери, стоически переносила боль от смазывания ссадин йодом или зелёнкой.

Вот и сейчас, в больнице, не жалея себя и не жалуясь, она старалась много ходить по территории, ухаживала за новенькими, только что поступившими в их палату после операции женщинами. А её шов всё еще болел! Но молодость брала своё. Силы быстро возвращались к девушке, и жизнь снова радовала её, заставив забыть о неприятностях.

В день выписки тот самый, симпатичный, хирург сказал Марине Михайловне:

— Я смог сделать для Яны не так уж много. Сохранил маленький кусочек яичника, не поражённого кистой. И, хотя вероятность забеременеть ничтожно мала, она, всё же, остаётся. С беременностью, правда, желательно поторопиться! Кисты чреваты тем, что могут возрождаться. И если она появится вновь, то надежду иметь детей можно оставить навсегда. Так что… вы поняли меня! Вдруг получится?..

Марина Михайловна смотрела на врача с грустью, понимая, что это всего лишь попытка ободрить её, призвать «не вешать носа». И, конечно, была благодарна за это.

«Даже если бы это было правдой, то где же взять отца будущему ребёнку? На улице, что ли, искать? — горько усмехнулась она, — Бедная моя доченька! Что её ждёт? Если даже, со временем, её кто-то полюбит, захочет ли он жениться на бесплодной женщине? А если скрыть от него, что она бездетна, то он бросит её потом…» Терзания и муки матери, казалось, не имели выхода.

«Ладно, — сказала она сама себе. — Жизнь всё расставит по своим местам. Нужно жить надеждой на лучшее!»

Так думала мать, а Яна, в силу своей молодости, была просто уверена: всё будет хорошо. Будет!..

Здоровье Яны постепенно восстанавливалось. Она с утроенной энергией принялась искать работу. Что было в её активе? Ну, например, то, что она хорошо знала английский язык. Когда-то, классе в седьмом, Марина Михайловна провела с ней беседу о том, что девочке необходимо достаточно рано задумываться о своём житье-бытье в будущем, ведь добиваться «места под солнцем» ей придётся самостоятельно. И будет правильным, если уже сейчас она подумает, куда направить свои стопы через три-четыре года, какую профессиональную стезю себе выберет. Уже тогда в Алма-Ате стало появляться много представительств иностранных компаний. Зарплата их служащих была выше, чем в государственных предприятиях и учреждениях. Из этого следует, наставляла дочь Марина Михайловна, что нужно упорно овладевать английским языком. Это — капитал всегда.