Нагиб Махфуз - Осенние перепела

— Желаю тебе успеха…

Иса провел ладонью по ее руке, лежавшей на подлокотнике кресла, и почти шепотом произнес:

— Нашей любви не страшны никакие испытания, не правда ли, дорогая?

— Да… да…

Ее ответ прозвучал несколько вяло. Но в том, что она любила его, Иса все же нисколько не сомневался. Ему неудержимо захотелось обнять ее, прижать к своей груди. Он привлек ее к себе. Пылкое желание вдруг вспыхнуло в нем, когда он ощутил тепло ее податливого тела и встретил нежный взгляд огромных темных глаз. Казалось, печали и невзгоды последних дней исчезли навсегда. Весь во власти охватившего его чувства, Иса жадно прильнул к ее губам… Но не встретил взаимности и выпустил ее из своих объятий. Некоторое время они сидели, тяжело дыша. В комнате воцарилось гнетущее молчание. Иса чувствовал себя крайне неловко — ему казалось, что Сальва осуждает его порыв. Затем, словно прося прощения, взволнованно произнес:

— Сальва… люблю тебя… Готов отдать тебе всю жизнь… Надо, чтобы ты поговорила…

Слегка прикоснувшись кончиками пальцев к руке Исы, она остановила его, затем, глубоко вздохнув, сказала:

— Мы должны принять жизнь такой, какая она есть…

Иса с трепетом прислушивался к мелодичным звукам ее голоса. Как ему хотелось в это мгновение очутиться вместе с Сальвой вдали от людей, в каком-нибудь заброшенном уголке земли, где нет политики, должностей, революций, прошлого и будущего.

— Ты веришь в меня? — в его вопросе впервые за этот вечер прозвучали нотки надежды.

— Ну конечно, милый. Ты всего добьешься.

Ему вновь страстно захотелось обнять ее. Но в это время за дверью послышались шаги и голос Али-бека.

Отворилась дверь. В комнату вошел Али-бек и, поздоровавшись, пригласил Ису пройти в кабинет поговорить. В кабинете было тихо, царил полумрак. Когда Али-бек включил настольную лампу, Иса внимательно посмотрел на него. Глаза Али-бека были мрачные.

«Чем он так расстроен? — подумал Иса. — Из-за меня? Или в связи с происходящими событиями?»

Случайно взгляд Исы упал на то место на стене, где прежде всегда висел портрет короля. Сейчас там красовался портрет самого Али-бека.

— Как твои дела? — спросил Али-бек.

— Буду все начинать сначала, — ответил Иса.

Затем он принялся рассказывать, стараясь представить себя в самом выгодном свете.

Али-бек внимательно слушал, не перебивая.

— Твое положение не из легких… — заметил он после некоторого раздумья.

— Я это знаю, ну и что? Я не отчаиваюсь…

Али-бек очень серьезно — Исе показалось даже слишком серьезно — посмотрел на него.

— По правде говоря, ты мне не сообщил ничего нового.

— Неужели председатель комиссии вам уже все рассказал?

— Да.

— Может быть, вы могли…

— Ничего не мог, — перебил Али-бек. — Председатель, действительно, мой друг, но комиссия состоит не из него одного, к тому же все сейчас в страхе…

Помолчав немного, он недовольно добавил:

— Что прошло, того уже не возвратишь. Подумаем лучше о будущем…

— Да… да… вы правы… Между прочим, я рассказал обо всем Сальве…

— Сальве? В самом деле?

— Но это ведь вполне естественно…

— И ничего не утаил? — в голосе Али-бека прозвучало сомнение.

— Конечно, — ответил Иса с едва заметным раздражением.

— Ну и что же она сказала?

Решившись играть ва-банк и чувствуя, что сейчас произойдет что-то важное, Иса воскликнул:

— То, что и следовало ожидать: она всегда будет со мной — и в счастье и в беде!

На несколько мгновений в комнате стало тихо. Слышалось только нервное постукивание пальцев Али-бека по полированной поверхности письменного стола. Наконец он произнес:

— Хочу быть с тобой откровенным. Ваша свадьба сейчас невозможна.

— Да, да, я понимаю, сейчас, конечно, я не могу жениться, — сокрушенно покачал головой Иса, как бы отвечая своим затаенным мыслям. Затем, желая прощупать настроение Али-бека, добавил: — Что и говорить, я жертва политической игры.

Али-бек, ни слова не говоря, вопросительно поднял свои мохнатые брови.

— На мою долю, — продолжал Иса, — всегда выпадала честь быть жертвой…

Али-бек раздраженно перебил его:

— Но на этот раз политика не была единственной причиной, не правда ли?

Их глаза встретились. Обеспокоенный, сразу весь ощетинившийся Иса с дрожью в голосе произнес:

— Может быть, вы соизволите дать объяснение своим словам?

— Эх, Иса! Ты ведь и сам прекрасно понимаешь, что я имею в виду, — гневно и вместе с тем печально ответил Али-бек.

— Уж не сомневаетесь ли вы в моей порядочности? — вызывающе спросил Иса.

— Я этого не говорил.

— В таком случае, что же вы имеете в виду?

Али-бек недовольно нахмурился — резкость тона Исы ему явно не нравилась.

— Против тебя имеются серьезные улики.

— Но ведь они настолько ничтожны, что только глупец может поверить в них, — почти выкрикнул Иса.

— Я вижу, твои нервы…

— Мои нервы? Да они крепки, как железо…

— Послушай, Иса! — перебил его Али-бек. В голосе его было что-то зловещее. — Не выводи меня… В противном случае пеняй на себя.

Решив, что теперь Сальва для него наверняка потеряна, Иса обезумел от горя.

— Мне все равно, что будет со мною! — закричал он в отчаянии. — Плевать я хотел на серьезные улики, о которых вы тут только что говорили! Зато я твердо знаю, что никогда не был приспособленцем и не пресмыкался перед королем!

Али-бек резко поднялся со стула. Его лицо пылало от гнева. Дрожащей рукой он указал на дверь.

Иса покинул кабинет…

Несмотря ни на что, он твердо решил не поддаваться отчаянию и бороться не на жизнь, а на смерть, пока теплится хоть искра надежды. Последнее слово должно принадлежать Сальве, только ей. Конечно, нельзя особенно рассчитывать на твердость ее характера или силу любви…

На следующий день он позвонил ей.

— Сальва… — умоляюще начал он. — Нам надо немедленно встретиться.

В ответ послышались гудки: на противоположном конце провода бросили трубку. Он чувствовал себя так, будто получил пощечину…

— Неразрешимые трудности, говорите? Таких нет! — воскликнул Ибрагим Хайрат.

Они сидели за столиком в своей кофейне в углу большого, переполненного посетителями зала. Пальто были свалены рядом на стульях. Ибрагим — человек хилого сложения, коротышка с большой головой — едва доставал ногами пола, хотя сидел на самом краю стула. Больше всего на свете он боялся насмешек и, чтобы избежать их, всеми способами пытался придать себе как можно более внушительный вид. Именно для этого он постоянно хмурил лоб.

Иса отметил про себя, что Ибрагим говорит о трудностях и их преодолении с поразительным спокойствием.

Впрочем, ведь он почти не пострадал от революции — переворот не причинил ему никакого ущерба. Он как был, так и остался преуспевающим адвокатом; как и прежде, в газетах часто появлялись его статьи. А Аббас? Ему что? Он как бы врос в свою должность, а ведь в прошлом куда больше, чем Иса, прикарманивал чужие деньги. Как бы то ни было, но все они остались друзьями: ни зависть, ни озлобление последних дней не смогли омрачить их старой дружбы.