Петер Ярош - Тысячелетняя пчела

И все-таки им посчастливилось: не прошло и двух недель — братья попали в русский плен. Но, хотя сражались они почти рядом, в плен их взяли порознь. Феро Вилиш даже не успел крикнуть Ондро: «Ну, видишь, а еще говорят, нет счастья на свете?!» Крикнул он это уже не брату, а так, наудачу, выдал это весело и от всего сердца рассмеялся. Лишь прапорщик Сюч, даром что обезоруженный и плененный, вопил что есть силы: «Я не пленный, я хочу воевать! Скоты трусливые, за оружие! В атаку!»

Яну Вицену тоже посчастливилось. В армию его не призвали, а как доброго мастерового-слесаря взяли на завод в Дебрецен точить пушечные снаряды. Одно время он даже стыдился, что его не послали на фронт, но потом свыкся и даже рад был. В первые военные дни товарищи подтрунивали над ним: дескать, как бы при этих ядрах и собственные не протухли. Но Ян Вицен уверенно и разумно ответил: «А я вот что скажу, дружки мои: у кого есть пчелы, у того и мед. Без ядер от вас на фронте проку бы не было».

Петер Пиханда и Вавро Масный навоевались до одури. В Прешове задержались недолго — через неделю и их бросили в Галицию на передовую. Оба были ранены. Петер — в левую руку, Вавро — в левую ногу, ниже колена. Это были легкие сквозные ранения, и к исходу октября оба снова были на фронте. Рождество провели в небольших военных перепалках, но уже в январе над ними навис приказ: освободить окруженный Перемышль и вытеснить русских с Карпат! Австро-венгерская армия развернула мощное наступление. Русские отвечали тем же. Оба генеральных штаба рассчитывали на молниеносную войну, и движение вражеских армий началось почти одновременно. Высоко под облака взлетал крик подбадривающих себя солдат, но их вздохи никли в траве. Блистательные атаки пехоты и кавалерии воюющих сторон успешно отражались пулеметным огнем. Обеим армиям не оставалось ничего иного, как зарыться в землю. В снегу, на морозе солдаты долбили отверделую землю, углубляли окопы, сооружали глубоко разветвленные системы полевых укреплений, ставили проволочные заграждения и хитроумные устройства огневых барьеров. Последовал апокалипсический ураганный огонь артиллерии, дабы уничтожить возведенные укрепления неприятеля, но шли недели, месяцы, а обстрелы не приносили успеха. Солдаты мерзли и умирали в окопах. Жертв было столько, что мертвых не успевали хоронить, а раненых отвозить в тыл, откуда поезда доставляли все новые и новые людские резервы, пушки, боеприпасы, перевязочные средства, обмундирование… Пушечные снаряды, которые точил Ян Вицен в Дебрецене, летали высоко над спинами Петера Пиханды и Вавро Масного. Однажды друзья-артиллеристы Ондруш и Достал благосклонно пригласили их к себе. Артиллерист Ондруш, зарядив пушку, взял слово:

— Дайте мне орудие самого большого калибра, пять тысяч снарядов, и я выиграю эту войну! Знаете ли вы, до чего меток мой глаз? Скажи им, Достал, ну-ка, скажи им! На расстоянии километра я попадаю в бритву, пусть даже она повернута ко мне острием! В один миг возле нее будет уйма рассеченных пушечных снарядов! Только скажите — враз снесу голову любому царскому военачальнику! Вот каков я артиллерист, братцы! Попасть в бритву, обращенную ко мне острием, — это для меня ничто!

— Говоришь, ничто? — спросил Петер Пиханда.

— Ничто! — подтвердил артиллерист Ондруш.

— Так ты и в ничто попадешь?

— Сказано — сделано!

Ондруш подошел к пушке и выстрелил. Снаряд унесся к облакам и пробил в них дыру.

— Ой, дыра в небе! — завизжал Вавро Масный. — Я в ней господа видел! Ребята, как бог свят, видел его, — затрясшись, Вавро упал на колени. — Он поглядел на меня и подмигнул большим глазом!

Парни подняли взор, но не увидели ни дыры в небе, ни бога.

— Какой он был? — спросил Достал.

— Большой.

— С бородой?

— Как раз чесал ее, видать, снарядом разлохматило.

Вокруг Вавро Масного солдат сгрудилось — не счесть, и все спрашивали его о господе боге. Прибежал и капитан Дерти.

— Что тут за бордель? — взревел он.

— Честь имею доложить, артиллерист Ондруш выстрелил в небо, — отрапортовал артиллерист Достал, — а солдат Масный увидел в нем господа.

— Артиллерист Ондруш, — взъярился капитан Дерти, — запрещаю вам дырявить небо, а вам, солдат Масный, глядеть на господа бога! И баста! Разойдись! По неприятелю беглый огонь!

Началась артиллерийская перепалка, из окопов высыпали пехотинцы. С левого фланга их поддерживала кавалерия. Но стоило пехотинцам пробежать сто метров, как их тут же начали поливать из пулеметов: с большими потерями они вынуждены были повернуть назад. И опять, увязнув в траншеях, мерзли и коченели промеж стылых стен. Пиханда и Масный жались друг к другу, чтобы согреться, но все равно дрожмя дрожали.

— Я тут долго не выдержу, — сказал Пиханда. — Еще неделя, две, и мне конец. Я даже не знаю, за кого воюю и для чего. Плевать мне на всю Галицию, на кой она мне сдалась. Ну скажи, Вавро, ты знаешь, за кого воюешь?

— За пана императора и его семью! — выпал ил Вавро.

— Пусть вся Вена целует меня в задницу! — взъярился Петер.

— Разом или поодиночке? — спросил Вавро Масный.

— Балда!

— Да что я — разом! — засмеялся Вавро. — Для этого понадобится зад что твой Пешт!

— Вавро, ей-богу, я еще сегодня перемахну, — решил вдруг Петер Пиханда. — Пойдешь со мной?

Вавро Масный молчал.

— Пойдешь? — толкнул его Пиханда.

— Не знаю!

Пиханда встал и выглянул в сторону русских окопов. У виска просвистела пуля — он опять опустился на корточки.

— Чего это ты сегодня трепался про бога? — спросил Пиханда.

— И ты мне поверил? — засмеялся Вавро Масный.

— Вон ты каков! — Пиханда отодвинулся от товарища, старательно завернулся в шинель и склонил голову.

На него нашла дрема. В видениях предстала перед ним большая пуховая перина, больше липтовской деревни. На перине он увидел себя — рядышком с Марией Радковой. Оба были голые, теплое летнее солнышко светило им, а возле перины стоял большой круглый стол. И был он до того большой, что за ним удобно восседали все словаки и дружно уписывали первосортные яства. Наевшись, они принялись возле стола сооружать огромное здание — общее жилище. Только Петер и Мария продолжали разлеживать на мягкой перине. Он то вежливо ее обихаживал, то грубо лез к ней, а Мария смеялась и не упорствовала…

Петера Пиханду внезапно разбудила разорвавшаяся неподалеку граната. Рудольфа Карбанца из Микулаша убило, а его легко ранило в руку. На вид Карбанец и солдатишкой-то был самым что ни на есть никудышным и запоминался только своей худобой. Он выглядел так, словно был замордованным побегушкой в убогой бакалейной лавке.

— Вавро! — крикнул Пиханда.

— Жив! — отозвался Вавро Масный.

— Пора, бежим к русским!