Петер Ярош - Тысячелетняя пчела

— Съели? — шепнула улыбнувшись.

Кристина кивнула.

Мать вздохнула. Схватила грабли — и за дело.

Работали весь день. Сгребали, ворошили сено, а как высохло, сложили в бабки. Мужчины, докосив, помогли женщинам. Мать побрела домой первая. А Кристина с Валентом принялись передвигать бабки ближе к сеннику.

— Сегодня здесь переночуем, — сказал Мартин Пиханда дочери, — а утром найдешь нас уже на другом лугу.

Дорогу знаешь?

— А то!

— Теперь можешь домой отправляться!

Кристина, признательно поглядев на отца, начала укладывать вещи в корзину. Мужчины разложили огонь и взялись готовить ужин.

Он скакал на коне и покуривал трубку. Остановился в орешнике, выпуская изо рта клубы дыма, а его буланый в яблоках стал пощипывать листья. Пиханды уже отужинали. Всадника они заметили тотчас. Величавый силуэт верховой лошади и седока четко вырисовывался в последних лучах закатного солнца. Пиханды прекратили разговор у огня и поднялись. Всадник мягко понукнул коня и приблизился к сеннику. Соскочил, привязал бегуна, подошел к мужчинам.

— Не помешаю? — спросил.

— Милости просим, коль пожаловал! — приветствовал его Мартин Пиханда. — Подсаживайся!

Молодые люди тоже поздоровались с прибывшим — тот ответил кивком. Взглянул с любопытством на Валента, подсел к огню. Глубоко вздохнув, блаженно распрямил ноги, потом согнул их и потянулся к жару за угольком. Голыми пальцами вложил его в трубку и несколько раз сильно затянулся. Мартин Пиханда и мелкопоместный словацкий землевладелец Юлиус Гадерпан обращались друг к другу на ты, поскольку были сверстники. Пятьдесят гектаров полей и лугов и несколько гектаров леса, которыми владел Гадерпан, ничуть не сказались на его облике. Одевался он скромно, просто. Короткую кожанку носил и летом, на запястье правой руки неизменно болтался хлыстик.

— Управились? — спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжал — Если погода продержится, сено будет хоть куда.

— Завтра начнем косить на Ребрах, — отозвался Мартин. — А как и на Гляне управимся, сложим сено в сенники и спустимся в низину. Тебе-то дольше придется провозиться.

— Я десяток косцов нанял, — сказал Гадерпан. — Через две недели, коли подналягут, и делать будет нечего. — Он выбил содержимое трубки в ладонь и бросил в костер. — Вычитал я давеча в венской газете, — улыбнулся он Мартину, — что англичане зарятся на два острова у побережья Германской Восточной Африки [14] Стр. 76. Германская Восточная Африка — название германской колонии в Африке. Туда входила большая часть территории нынешнего государства Танзании, а также земли современной Руанды и Бурунды, захваченные Германией в 1886–1895 гг. И. Богданова . . Надо торопиться, вдруг война будет. Не знаю только, как эти острова называются, под рукой карты не было.

— Пемба и Занзибар, — сказал Мартин Пиханда. — Неужто из-за них станут драться? — подивился он. — Эти островочки немногого стоят, а уж войны и подавно.

— Я того же мнения! — согласился Гадерпан. — А там кто его знает!.. Я привык делать все так, будто завтра — конец света. Поверь моему слову, Мартин, если и не из-за этих двух островов, то из-за Африки еще сцепятся, и в скором времени. Ливингстон, Голуб, Нахтигаль, тому двадцать лет — Висман и, наконец, Рольфе и Штеккер в своих хождениях по Африке [15] «Ливингстон, Голуб, Нахтигаль… Висман и, наконец, Рольфе и Штеккер в своих хождениях по Африке…» Ливингстон Давид (1813–1873) — знаменитый английский исследователь Африки. В своих путешествиях (1841–1856, 1858–1864 и 1866–1873) определил географическое положение более 1000 пунктов, основные черты рельефа Южной Африки, изучил систему р. Замбези и положил начало научному исследованию больших озер Ньяса и Танганьика (Восточная и Центральная Африка). Голуб Эмиль (1847–1902) — чешский врач и путешественник; предпринял в 1872–1880 и в 1883–1886 гг. путешествия по Южно-Африканскому Союзу и по р. Замбези в интересах медицинской практики. Далее названы немецкие путешественники, с именами которых связано изучение общей географии и естественных ресурсов многих районов Африки в 60—80-х гг. XIX в. Г. Нахтигаль и Г. Висман возглавляли ряд экспедиций в Юго-Западной Африке, Г. Рольфе и А. Штеккер — преимущественно в Северной Африке, но углублялись и в Центральную и Восточную Африку. Большое число немецких (а также других) экспедиций сопровождалось захватом колоний. Так, Г. Нахтигаль установил в 1884 г. германский протекторат над Того и Камеруном, Г. Рольфе в 1884–1885 гг. был имперским комиссаром на о. Занзибар. И. Богданова . открыли небывалые богатства. Вот уж где сыскалась бы земля, вот уж где можно было бы похозяйствовать! Эх, сбросить бы мне годков двадцать!

— Скорей всего из-за Мадагаскара схватятся, — отозвался Мартин Пиханда, — но он от нас далече.

— Война никогда не бывает далеко, — обронил Гадерпан.

Огонь погас. Валент встал и, подложив несколько чурок, снова сел.

— Ты — Валент? — обратился к нему Гадерпан.

— Валент.

— Учишься?

— В Кежмарке! — В растерянности он поправил огонь.

— А потом?

— Не знаю, — Валент сделался серьезен. — Если получится, поеду изучать право в Прешов или Прагу.

— Поедешь, чего бы мне это ни стоило! — сказал Мартин Пиханда.

Валент, с признательностью взглянув на отца, поворошил палкой жар — из огня вылетел сноп искр.

— Немецкий уже знаешь? — спросил Гадерпан.

— Немного! — улыбнулся Валент.

— Может, подучишь мою Гермину сейчас, на каникулах?

— Что ж, пожалуй!.. — Валент осекся и взглянул на отца. — Не знаю!

— Первое слово — дело, второе — пролетело! — рассмеялся Гадерпан. — Ну так как, подучишь ее немного? Не на даровщину, разумеется.

Мартин Пиханда едва заметно кивнул.

— Я готов, — сказал Валент.

— Наведайся, как только спуститесь с лугов, — Гадерпан встал, направляясь к коню. — Смотри не забудь! — сказал он еще раз Валенту и всем троим подал руку. Отвязал коня, вскочил в седло и умчался. Мужчины провожали его взглядом до тех пор, пока он не скрылся в орешнике. Потом примостились у огня.

— Ну как, учитель? — поддел Валента Само.

— Тоска зеленая! — сплюнул Валент в огонь.

— Не болтай! — одернул его отец. — Каждый ломаный грош пригодится.

— Хоть бы ломаных было поболе, — вздохнул Само. — Мы бы их как-нибудь подлатали, — умничал он.

— Спать, молодцы, спать! — приказал отец. — В два — подъем.

Все умолкли. Потом пошли укладываться в душистое сено.

Иной раз время словно замирает, земной шар перестает вертеться, и люди цепенеют в задумчивости, опершись об онемелый локоть на зеленом лугу в воскресный послеполуденный час, или о дерево в саду, или о стол, — всюду тишина, и ничего не происходит, ничего, совсем ничего. Человеку кажется, что в такие минуты, а может, всего лишь в отколотые осколки таких минут, никто не родился, никто не умер — вообще ничего не случилось. А иной раз — наоборот: всякая минута наполнена движением и переменой. И не только минута, но и осколки ее, а то и целые часы, дни, недели, месяцы, даже годы наполнены действием, и человек начинает думать, что он уж никогда не остановится, что вся эта суета погубит его и он испустит последний вздох, так и не сумев везде побывать, все увидеть и узнать, завершить то, что замыслил, и начать, что собирался начать… Вот и сейчас так: чего только не произошло на белом свете! Разумеется, и у наших героев тоже за короткий срок многое изменилось, началось и кончилось. Кристина помирилась с Матеем Сроком. Пожар чуть было не истребил часть села, но, к счастью, сгорели только пустой двор, гумно да мякинник. Покос кончился. Валент ретиво взялся учить дочь Гадерпана немецкому, а она его — бренчать на чувствах и на рояле. Ганка Коларова задыхалась от горя. Пекарь Шалбергер почил навеки, и так случилось, что его чуть было не запекли в заквашенном тесте. Само решил жениться и ушел с артелью каменщиков на приработки. Валент снова приступил к занятиям в гимназии. Сверх того — на носу две свадьбы, потому как и Кристина с Матеем Сроком стали заметно поторапливаться. Вернемся, однако, к отдельным событиям и хотя бы вскользь поведаем обо всем по порядку.