Джулиан Брэнстон - Вечные поиски

В таверне проводил время и новый посетитель, франтовски одетый господин, купец, щеголяющий новенькой шпагой и уже по горло заряженный пьяной задиристостью из-за сорвавшейся выгодной сделки. Он сардонически улыбнулся, глядя, как Сервантес начал раздавать свитки, а затем грубо отмахнулся от дружески протянутой ему роли. И потребовал еще вина. Хозяин принес новую флягу и весело сказал купцу, что «зря вы не взяли роли, ведь все-таки лучше играть роль в занудной пьесе, чем быть ее зрителем».

Это вызвало канонаду дружеских шуток над Сервантесом, но купец счел их нападками на Сервантеса и заметил, что «следовало бы запирать свихнутых, а не угощать их».

Атмосфера в таверне внезапно изменилась. Хозяин сказал:

– Лучше ведите себя приличнее, ведь автор всеми почитаем как ветеран войн с турками, и у него много друзей.

– Значит ли это, – сказал купец, готовый к стычке, – что он никогда не оплачивает счета, что он в кампаниях императора отлеживался с лихорадкой, что кредиторов у него больше, чем друзей?

– Послушайте, – сказал Сервантес, – вы словно лелеете свое дурное расположение духа. Ну так вот, эта роль вам в самый раз. Посмотрите-ка, она принадлежит Холерической Селезенке.

Атмосфера вновь заискрилась весельем. Но вновь купец неверно истолковал слова Сервантеса и теперь счел их прямым оскорблением себе. Он разорвал врученный ему лист и сказал:

– Дело не в моей селезенке, а в обществе, меня окружающем, таверне, где я сижу, и в этом пыльном городишке.

– В таком случае вы свободны удалиться, – сказал Сервантес.

Купец принял его слова за вызов и сказал:

– Я удалюсь, когда этого потребует мой рассудок, а не по указке того, кто, совершенно очевидно, его лишен.

Атмосфера вновь изменилась. Хозяин уговаривал купца быть вежливым: «Сервантес ведь отличается добрым нравом, потому что умеет держать плохой в узде».

– Чего мне бояться? – сказал купец. – Он же явно помешен и калека вдобавок. Так пусть сразится, если он мужчина! – И он стукнул в пол концом ножен.

– Дайте-ка мне мое перо, – сказал Сервантес регулярникам, – и я напишу сатиру на этого благородного господина, которая изгладит его гнев. И побыстрее. На меня снизошло вдохновение, а когда говорят небеса, мы должны повиноваться мгновенно.

– Теперь я вижу, – сказал купец, вытаскивая шпагу, – что ты с самого начала хотел выставить меня глупцом. Если ты не примешь моего вызова, готовься быть высеченным сталью.

Сервантес встал безоружный перед распалившимся купцом.

– Но, – сказал он, – твоя сталь не коснется меня, как и твои издевки, и твоя злость на моих друзей. Мне все равно, что ты оскорбляешь мою пьесу, мой ум и долбишь о моих долгах честным и достойным людям. Но поберегись. Если ты оскорбишь рану, средоточие славы всей моей жизни, полученную в битве, поддержавшей блеск славы этого королевства, тогда я буду вынужден занести на бумагу следующее (он принялся быстро писать), обращенное к твоим любящим родителям, ибо они должны быть поставлены в известность о твоем поведении, твоих буйных наклонностях и твоей решимости разъезжать повсюду в сквернейшем настроении. А после того, как ты меня пронзишь, мое последнее желание: поставь свою подпись на этом листе, который теперь гласит: «Я, Человек Со Скверным Нравом, торжественно клянусь, что я проткну старого ветерана за написание плохой пьесы и что мне дела нет до его смерти, как и до любой другой в Европе. Подписано в сей день, не знаю какой, в большой спешке, так как вот-вот явятся стражники, ваш гнусный Купец».

Таверна ревела от восторга.

– Теперь, если мой друг, хозяин таверны, принесет мне историческое оружие, – сказал Сервантес, – которое я храню здесь смазанным и наточенным для подобных случаев, мы сможем продолжить наш спор. Мое оружие – пехотная сабля, чуть подлиннее, чем определяет закон, более пригодная пронзать сразу двоих, чем одного, и она, сдается мне, превратит твою шпажонку в мелкие и дорогостоящие обломки.

Таверна разразилась хохотом и одобрительными возгласами.

Однако тут веселье прервало появление Старого Рыцаря.

Сервантес увидел его впервые, хотя со слов Педро знал некоторые его приметы. И теперь, будто вызванный потребностью Сервантеса в аутентичности, он возник здесь с пожарным ведерком на голове и с привязанным к торсу нагрудником. Регулярники, притихшие при виде него точно дети, осторожно попятились, чтобы лучше рассмотреть неведомое существо. Кое-кто заподозрил, что развлечения ради Сервантес подстроил все это, наняв скомороха явиться в облике помешанного шута Дон Кихота. Но один взгляд в сторону Сервантеса убедил их, что он поражен не меньше, чем они. Может ли персонаж взять и сойти со страниц повести? И не опасно ли, что со своих страниц сбежал именно этот персонаж?

Сервантес, обнаружив, что сердце у него заколотилось, внимательно разглядывал Старого Рыцаря. Прекрасное доброе лицо. Уверенная прямая осанка. Но имелась еще одна черта, понял Сервантес, до сих пор не включенная им в описание старика. Внутреннее свечение, рожденное уверенностью. Вера в божественное сделала нашего Старого Рыцаря безошибочным наподобие меткого стрелка. Ничто не заставит его свернуть с пути, ни даже стены и бастионы. Один из регулярников уже собрался спросить Сервантеса, не сбежал ли Дон Кихот из какого-то его эпизода, но тут Старый Рыцарь заговорил.

– Погодите! – сказал Старый Рыцарь всем, кто был в таверне. – Ибо подобный поединок нуждается в свидетеле, в каком-нибудь достойном рыцаре, согласно древним и священным законам рыцарства.

– Вот, – шепнул Сервантес купцу, – один из потерянных мною рассудков. – Но купец был способен только ошарашенно следить за происходящим.

– Вы, сударь, – сказал Старый Рыцарь купцу, – видимо, хорошо снаряжены для поединка, и ваше оружие уже обнажено, хотя вы пренебрегли доспехами, а это, полагаю, либо указывает на обычай здешнего края, или же на неуважение к поединку, которое может только бросить тень на ваше достоинство рыцаря и человека благородного происхождения. И я вижу, что у вашего противника нет оружия. Вы считаете это достойной формой поединка?

– Так что же вы считаете, господин купец? – сказал Сервантес.

– А, ты купец! – сказал Старый Рыцарь. – Вот и объяснение отсутствия у тебя рыцарских доспехов. Возможно, это оружие ты купил, чтобы грозить им дроздам и мальчишкам?

– Эту шпагу, черт дери, я купил, – сказал сбитый с толку купец, – чтобы защищаться от воров и разбойников.

– При всей снисходительности к тебе я что-то не вижу, чтобы они на тебя нападали, – сказал Старый Рыцарь. – Твое поведение более указывает на характер труса. Меч должно носить только для защиты чести Бога и всех, кто исповедует христианскую веру, а не для защиты собственности.