Борис Виан - Сердце дыбом

— В самом деле? — светским тоном осведомился Жакмор. — Вероятно, для очаровательной юной супруги?

— Я холост.

— Тогда… — начал Жакмор, но тут мысли его приняли новый поворот. — Но где она берет модели?

— Нет у нее никаких моделей. Она просто видит платья. И шьет, как видит.

— Те-те-те! — фыркнул Жакмор. — Хотите мне мозги запудрить!

— Очень нужно! — громыхнул кузнец.

И тут Жакмор понял, что веки старой портнихи опущены и на них нарисованы открытые глаза.

— Фальшивые глаза — это чтоб с улицы было незаметно. Если бы вы не зашли, тоже ничего бы не заметили.

— Я же постучал, — сказал Жакмор.

— Да, но она ничего не видит и, когда говорила «войдите», не знала, что это вы.

— Но сказала же!

— Ну и что, просто старая карга хорошо воспитана.

Тем временем портниха собирала сборочки на талии. Точно такое же белое пикейное платье Жакмор видел накануне на Клемантине.

— Так она и правда шьет с закрытыми глазами, — не веря собственным, констатировал, чтобы уверить себя, психиатр.

— Не так, — припечатал кузнец. — Опустить веки еще не значит закрыть глаза. Там, внутри, они открыты. Если открытую дверь загородить глыбой, она же не станет от этого закрытой, то же самое с окном. А для прозрений зрение вообще лишнее — это делается не глазами, хотя для вас, ясное дело, это дело темное.

— Если вы думаете, что ваша галиматья способна меня просветить, то заблуждаетесь, и очень сильно.

— Я вообще силен, — уронил кузнец, — особенно по сравнению с вами. Ну вот что, оставьте старуху в покое и идите себе подобру-поздорову.

— Ладно, я уйду, — сказал психиатр.

— Скатертью дорожка, — напутствовал его кузнец.

— До свиданья, месье Жакмор, — вымолвила портниха.

Она откусила нитку зубами, как Парка, отдавшая ножницы точильщику. Жакмор, оскорбленный, с достоинством пошел к двери и на прощанье, обернувшись, пустил парфянскую стрелу:

— Я трахну вашу служанку.

— На здоровье, — отозвался кузнец. — Я уже пробовал — удовольствие еще то. Все равно что спать с мороженой треской.

— Ничего, у меня она оттает, — пообещал Жакмор. — Я ей закачу психоанализ.

Он вышел на улицу с гордо поднятой головой. Три свиньи, похрюкивая на каждом шагу, продефилировали мимо него. С досады наш Жакмор пнул в зад последнюю из трех, на вид самую ехидную.

27 июльня (позже)

Служанка кузнеца, по имени Краснорожа, спала на чердаке, который делила с очередным учеником. Ученики дохли один за другим, ей же, двужильной, было все нипочем, особенно с тех пор как хозяин оставил привычку закатываться, как приспичит, к ней в постель. Ученик — тот не в счет. Дохлый, ледащий, никуда не годный. В постели только спать и может. Хотя как раз сейчас он не спал. Прилежно раздувал в кузнице огонь. Там и застал его Жакмор, когда вошел и оглядел закопченные, несмотря на старания Краснорожи, стены и потолок.

— Привет, ученик, — сказал он.

Парнишка робко поздоровался, машинально заслоняясь локтем — как правило, каждый посетитель норовил шутки ради влепить ему по морде. Мол, раз он целый день колотит по железу, пусть и сам получит пару-другую колотушек — все по справедливости.

— Хозяина нет, — убежденно сказал Жакмор.

— Нет, — эхом отозвался ученик.

— Тогда я пошел.

Выйдя из кузницы, Жакмор обогнул дом слева, зашел во двор и влез по приставной лестнице на просторный чердак с грубым дощатым полом. Под правым скатом крыши была комнатка служанки. Высокая дверь посередине вела в апартаменты хозяина, занимавшие весь левый скат и половину правого. От каморки Краснорожи его отделяла перегородка. Удобная и практичная планировка.

Жакмор вошел без стука. Девица сидела на кровати и читала газету семилетней давности. Новости доходили в здешнюю глухомань с опозданием.

— Повышаем культурный уровень? — спросил психиатр деланнодружелюбным тоном, который шел ему, как фата золотарю.

— Хочу и читаю, — огрызнулась девица.

«Этим деревенщинам не угодишь», — подумал Жакмор.

Каморка была довольно убогой. Чисто вымытый струганый пол, беленые стены, наверху — неприкрытая изнанка крыши: продольные и поперечные балки, обрешетка и уложенные на ней слои черепицы. На всем — слой пыли. Обстановку составляли кровать и стол, на столе — сундучок, в сундучке — незатейливый скарб служанки.

Эта монашеская строгость возбуждающе действовала на распутного безбожника, жадного до грубых плотских утех, каковым, если вдуматься хорошенько, Жакмор имел право себя считать.

Он сел рядом с девушкой на скрипучую кровать — другого места не было.

— Что у тебя новенького с нашей последней встречи? — спросил психиатр.

— Да ничего, — ответила Краснорожа.

Она дочитала страницу до конца и только тогда сложила газету и спрятала под подушку.

— Разденься и ляг, — велел Жакмор.

— Ну да, а коли заявится хозяин — изволь одеваться да беги греть ему суп.

— Сейчас уже слишком поздно, — возразил Жакмор, — какой суп! И потом, хозяина нет дома, он у портнихи.

— Значит, как пить дать, пойдет оттуда прямо домой, — сказала девушка и прибавила: — Но сюда не сунется — это точно.

— Почему, ты думаешь? — спросил Жакмор.

— Так всегда, когда он оттуда приходит. Но зачем вам надо, чтобы я разделась?

— Это необходимое условие настоящего психоанализа, — с ученым видом заявил Жакмор.

Она покраснела, судорожно сжала воротничок у шеи. И, робко потупившись, сказала:

— Даже хозяин со мной на такое не решался…

Жакмор поднял бровь. Что, интересно, она имела в виду? Явно истолковала его слова по-своему. А спросить неудобно.

— И я… я, наверно, не очень-то для этого чистая… вам не понравится… — лепетала девушка.

Жакмор начал догадываться. Она это приняла за эвфемизм.

— Видишь ли, — начал он объяснять, — психоанализ — это…

— Погодите… Я сейчас, — шепнула Краснорожа.

Каморка освещалась через окошко в крыше. Она встала, сдернула старую занавеску, покрывавшую сундучок, и закрыла ею окошко. Свет пробивался сквозь ветхую голубую ткань. В каморке стало как в пещере.

— Кровать будет скрипеть, — сказал Жакмор, решивший пока отложить психоанализ. — Лучше положить матрас прямо на пол.

— Точно… — возбужденно выдохнула Краснорожа.

Запахло потом. Должно быть, она вся взмокла. Что ж, в этом была своя прелесть.

27 июльня (еще позже)

Скрип ступеней под тяжелыми шагами заставил их очнуться. Жакмор соскочил с распростертой под ним, частично на матрасе, частично на полу, служанки и прошептал:

— Это он…

Девушка ответила спокойно:

— Сюда он не придет. Пойдет к себе.

Она призывно изогнулась.

— Хватит, — сказал Жакмор. — Я больше не могу.