Борис Виан - Сердце дыбом

28 августа

Тропа проходила по краю скалистого берега. Ее окаймляли заросли фижмы и уже осыпающегося шизовника — дряблые лепестки усыпали землю под каждым кустом. Юркие букашки изрыли почву тоненькими ходами — казалось, нога ступала по сухой губке.

Жакмор шел не спеша, наблюдая, как ровно бьются багровые фижмовые сердечки. При каждом биении взлетало облачко пыльцы и оседало на мерно вздрагивающие листья. Мимо лениво пролетали пчелы.

У подножия скал тихо роптали и вздыхали волны. Жакмор остановился и заглянул в пропасть. Далеко внизу ягодным муссом кипело меж валунов море. Ветер доносил запах перепревших водорослей. У Жакмора закружилась голова, он опустился на колени в пропылившуюся за лето траву и оперся на широко расставленные руки, при этом пальцы его нащупали на земле козьи катышки странной, шишковатой формы, обличавшие присутствие в стаде содомского козлища, представителя вида, который он давно считал исчезнувшим.

Набравшись сил, он снова попытался посмотреть вниз. Отвесная стена красного камня застывшей лавиной низвергалась на берег и, окунувшись в мелководье, тотчас же взметалась гранитными гребнями, на одном из которых и стоял, перегнувшись через край, коленопреклоненный Жакмор.

В пене прибоя щетинились блестящие зубья прибрежных рифов. Ржавое солнце разъедало морскую зыбь и вычерчивало на ней какие-то малопристойные каракули.

Жакмор встал и зашагал дальше. Тропа круто сворачивала влево, и за поворотом открывался другой вид: рыжеватые папоротники, лиловый вереск, соляные блестки, которыми ветер усеял поверхность скал. На земле меж гранитных кряжей то и дело попадались кучки козьего помета. Но ни одной живой козы. Коз отстреливали таможенники — чтоб не метили тропы.

Жакмор пошел быстрее и вскоре оказался в тени — солнечные лучи не поспевали за ним. Почувствовав освежающую прохладу, он еще прибавил шагу, так что фижмы слились перед его взором в сплошную пылающую ленту.

Поняв по некоторым признакам, что конец пути близок, он приостановился, огладил косматую рыжую бороду и с прежним проворством устремился вперед. На минуту меж двух выветренных в остроконечные сосульки скал, возвышавшихся по сторонам дороги, подобно столбам гигантской виселицы, как на ладони, показалась Усадьба. Но тут же исчезла за очередным поворотом. Подниматься до нее было еще порядочно. Наконец Жакмор миновал темные виселичные громады и снова увидел Усадьбу. Больше ничто не скрывало дом, сияющий белизной и окруженный деревьями, никак не вяжущимися с окрестным пейзажем. От ворот ленивыми петлями спускалась по склону светлая дорожка, заканчивавшаяся у большой тропы. На нее и ступил Жакмор. А дойдя почти до верха, побежал — он услышал крики.

Чья-то заботливая рука протянула от распахнутых ворот до крыльца красную шелковую ленточку. Она вела в дом, с первого этажа по лестнице на второй, а там в спальню. Где Жакмор, следуя за ней, и очутился. В спальне на кровати корчилась в родовых муках женщина. Жакмор скинул с плеча кожаную сумку, засучил рукава и помыл руки с мылом в грубом каменном корыте.

Анжель, запертый в своей комнате, удивлялся, что не испытывает особых страданий. Он слышал стоны жены за стеной, но зайти к ней и взять за руку не мог — она угрожала ему револьвером. Ее больше устраивало кричать без свидетелей, вздутый живот был ей ненавистен, как ненавистна мысль, что ее увидят в таком состоянии. Вот уже два месяца Анжель сидел взаперти, ждал, пока все кончится, и думал о чем придется. Частенько он принимался ходить кругами, поскольку знал из книг, что узники должны кружить по камере, как дикие звери, но вот вопрос: какие звери? Засыпая, он мысленно представлял обнаженное тело жены, но только сзади, а не спереди, без огромного уродливого живота. И чуть не каждую ночь просыпался и вскакивал. Все свершалось во сне, не принося никакого удовлетворения.

Шаги Жакмора раздались как раз тогда, когда крики роженицы смолкли. Анжель встревоженно замер, потом подошел к двери в смежную комнату и попробовал что-нибудь разглядеть в замочную скважину, но все заслоняла спинка кровати, и он только пребольно вывихнул правое глазное яблоко. Тогда он распрямился и прислушался к неизвестности.

Жакмор положил мыло на край корыта, вытер руки махровым полотенцем и открыл сумку с инструментами. Здесь же, в спальне, стояла электрососудина, в которой кипела вода. Жакмор простерилизовал в кипятке напальчник, сноровисто надел его и, откинув одеяло, приступил к ручному обследованию. Обследовав же, брезгливо сказал:

— Там целых трое.

— Тройня… — прошептала изумленная мать.

Однако живот не позволил ей надолго отвлечься от дела и напомнил о себе резкой болью, которая исторгла у нее новые вопли.

Жакмор достал из сумки и проглотил пару тонизирующих таблеток — похоже, работка предстояла не из легких. Потом схватил металлическую грелку и грохнул ею об пол, чтобы позвать кого-нибудь из прислуги. Маневр возымел успех: явилась нянька, вся в белом, как на китайских похоронах.

— Приготовьте инструменты, — обратился к ней Жакмор. — Как вас зовут?

— Меня звать Пизабеллой, месье, — ответила она с типично деревенским выговором.

— В таком случае, — проворчал Жакмор, — я лучше вообще не буду вас звать.

Девушка промолчала и принялась протирать никелированные инструменты. Жакмор подошел к роженице. Измотанная болью, та смолкла.

Жакмор вооружился бритвой и умелой рукой выбрил лобок. Затем взял кисточку и вдохновенно обвел операционное поле белой краской. Нянька смотрела, разинув рот, — ее познания в акушерстве кончались на уровне отела у коров.

— У вас есть медицинская энциклопедия? — спросил Жакмор, откладывая кисть.

Он наклонился над своим творением и подул на краску, чтобы скорее высохла.

— У меня есть только Полный Каталог велосипедно-оружейной продукции Сент-Этьенской Национальной фабрики, — ответила нянька.

— Любопытно. Это тоже может пригодиться, — сказал Жакмор и, потеряв интерес к беседе, дал волю глазам, тут же разбежавшимся по комнате и вскоре обнаружившим дверь, за которой томился Анжель.

— Кто томится за этой дверью? — спросил Жакмор.

— Да там хозяин… — ответила нянька. — Он заперт.

В этот момент очнулась роженица и завизжала со свежими силами. Кулаки ее сжимались и разжимались.

— А судно у вас есть? — обратился Жакмор к няньке.

— Пойду поищу.

— Пошевеливайтесь, вы, бестолочь, она же изгадит всю постель.

Нянька что есть духу рванула из комнаты, и по грохоту на лестнице Жакмор злорадно определил, что она полетела кубарем и носом пересчитала ступеньки.