Владислав Егоров - Пасхальные яйца

Следом выступил сосед по лестничной площадке крепкий басовитый старичок из вымирающей породы активистов-общественников. Тот сосредоточил внимание на том, что Федор Ильич имел авторитет и среди жильцов дома, где проживал с момента его заселения в 1971 году, потому как, во-первых, был хорошим семьянином и дочек воспитал скромными и послушными, они во дворе никогда не безобразничали, не то, что нынешние ребятишки, которые насмотрелись всякой гадости по телевизору, а во-вторых, он всегда в числе первых выходил на субботники по уборке дворовой территории, и жаль, что эта славная традиции прервалась, и вообще не все было плохо в нашем недалеком прошлом.

Станислав Евгеньевич спросил, не желает ли еще кто выступить. Все молчали, потупив глаза. Олегу Петровичу стало жалко покойника, которого еще два дня назад что-то связывало с этими понуро стоящими у могилы людьми, и вот он умер, и они уже вычеркнули его из своей жизни. Могильщики взялись было за крышку гроба, и тогда Олег Петрович, сам того от себя не ожидая, выступил вперед и попросил слова.

Из его речи выходило, что он многим обязан Федору Ильичу Тетерятникову, которого знал еще по совместной работе на известном всей стране заводе «Красный факел», можно даже сказать, считает его своим наставником. Федор Ильич давно ушел с завода, и вот спустя годы Олег Петрович случайно встретил покойника на улице… Здесь он запнулся, потому как понял, что тоже выразился нескладно — покойники по улицам не гуляют — и стал уточнять: де, встретил еще живого Федора Ильича, и тот предложил ему перейти в компанию «Росшвеллер», где, конечно, условия работы на несколько порядков лучше заводских. А ведь кто другой, может, и не узнал бы его на улице или бы сделал вид, что не узнал, а Федор Ильич узнал и принял участие в судьбе простого инженера. Произнося ни слова, Олег Петрович посмотрел на гроб и ему показалось, что лицо покойника приняло насмешливо-брезгливое выражение, и вот-вот откроется серый запавший рот, чтобы сказать: «Хватит трепаться, господа!». И Олег Петрович стушевался, промямлил еще какие-то совсем необязательные слова и с облегчением заключил: «Пусть земля ему будет пухом!».

Панихида закончилась. Два или три человека, очевидно, родственники поцеловали покойного в лоб, дочери и жена — в губы, могильщики сноровисто заколотили крышку гроба и, отвергая помощь посторонних, вдвоем ловко опустили его в могилу. Уже через пять минут вырос земляной холмик. Посередине его могильщики вырыли небольшие ямки и поставили в них две двухлитровые банки с водой, которые предусмотрительно прихватила с собой сухонькая старушка в не по погоде шерстяной черной кофте. В банки поместили цветы, а над ними шалашиком, чтобы скрыть их от глаз потерявших совесть бомжей, могильщики уставили венки. Один — «Любимому мужу и отцу от жены и дочерей», второй — «Дорогому Федору Ильичу Тетерятникову от компании «Росшвеллер». Цветов было немного, и это были исключительно красные гвоздики, кроме шести желтых тюльпанов, которые принес Олег Петрович.

Цветы он покупал в киоске рядом с домом. Выбор там был богатый, но сплошь букеты, завернутые в праздничные ажурные целлофаны и перевязанные шелковыми лентами. Предназначались они отнюдь не для покойников, да и цены кусались. А у Олега Петровича после похода с Ириной в «Эльбрус» и покупки для сегодняшнего обеда бутылки шампанского и бутылки «Смирновской» — он справедливо рассудил, что шампанское под щи не годится — с деньгами была напряженка. Из штучных же цветов предлагались лишь красные гвоздики и ярко-желтые чуть распустившиеся тюльпаны. Гвоздики он отверг по той причине, что считаются они цветком революционным, а Федор Ильич неоднократно подчеркивал свою приверженность к правым либеральным идеям. Когда Олег Петрович ехал в автобусе на кладбище, он от нечего делать внимательно рассмотрел свой скромный букетик и обнаружил, что самый маленький цветок оказался с брачком — к желтым лепесткам прилепился один черный. А, может, это просто сорт такой, подумал Олег Петрович и не стал огорчаться.

С похорон возвращались гуськом по узкой тропке между могильными оградками. Олег Петрович оказался в конце процессии. Впереди шла вдова с дочками. У ворот кладбища она остановилась и, пропуская мимо себя людей, говорила каждому: «Прошу к нам домой помянуть Федора Ильича». Олег Петрович услышал по-мальчишески звонкий тенорок Станислава Евгеньевича: «Рад бы, но никак не могу. В три часа у нас переговоры с греческими компаньонами».

«Нет, а все-таки наш зам. генерального малость глуповат, — заключил Олег Петрович. — Его «рад бы» никак не подходит к такому печальному мероприятию как поминки». И он стал лихорадочно придумывать, как сформулировать свой отказ, чтобы не обидеть вдову. Ничего путного в голову не приходило. Ссылаться на несуществующую язву желудка — самую распространенную причину отказа от выпивки — было рискованно, потому что ему могли сказать: «А вы просто посидите с нами и пейте минеральную», и тогда уж не отвертишься. Но когда до него дошла очередь выслушать приглашение: «Молодой человек, вы так тепло говорили о Федоре Ильиче. Прошу к нам помянуть его», вдруг осенило повторить сказанное Станиславом Евгеньевичем:

«Извините, никак не могу. У нас в три часа переговоры с греками».

— Понимаю, — поджала губы вдова. — У нас всегда дело прежде всего.

— Но я обязательно выпью сегодня за помин души Федора Ильича, — горячо заверил вдову Олег Петрович.

Вся траурная церемония заняла чуть более получаса. Можно было не спешить, а пешочком пройти одну остановку до Театральной площади, где конечная его третьего автобуса, а, кстати, и седьмого, на котором ему предстояло добираться до Ирины.

Дома он переменил приличествующий похоронам темный костюм на более подходящие для любовного свидания светлые загодя отутюженные брюки и легкую пеструю рубашку с короткими рукавами. Оглядев себя в зеркале и, убедившись, что он действительно, по признанию Ирины, смотрится очень даже неплохо, Олег Петрович прихватил портфель с бутылками и в бодром настроении отправился к своей, как теперь, наверное, имел уже право говорить, сексуальной партнерше.

О том, что надо купить цветы, хватился только когда сошел с автобуса на Театральной, чтобы сделать пересадку. Окинул взглядом площадь — как назло, ни одного цветочного киоска. Он совсем было расстроился, но вспомнил, что на Чайковского, всего в пятидесяти метрах отсюда, есть большой фирменный магазин «Цветы». Однако уж не повезет, так не повезет — на дверях магазина висела табличка «Перерыв на обед с 14 до 15». Олег Петрович чертыхнулся и решил плюнуть на цветы, может, взамен их купить коробку конфет, но тут за спиной услышал хрипловатый женский голос: