Владимир Топорков - Наследство

Ну, выходит на трибуну председатель райисполкома, начинает вовсю расхваливать нового кандидата, и шум в зале сразу же прекращается.

Хвалил-хвалил предрика своего выдвиженца, наконец устал, попросил высказываться колхозников. А они того кандидата знают все как облупленного и потому молчат. Но вдруг поднимается Кузьма Бабкин, кузнец, невысокий хитроватый мужичок, катится как колобок к трибуне и минуты три снимает шапку, приглаживает свои волосёнки на плешивой голове. Зал ждёт.

– Я, мужики, так думаю… – начинает Кузьма, делает многозначительную паузу, а потом продолжает. – Бочонок мы, братцы, выкатываем, а бочку закатываем…

И степенно сходит с трибуны, а стены клуба уже дрожат от хохота. Женщины повизгивают, мужчины гогочут – уж на что раскатистый бас был у председателя райисполкома, а и того не слышно в этом гаме. Два раза призывал он голосовать за новую кандидатуру – бесполезно, одной фразой Кузьма того припечатал. И представьте себе, избрали… Кузьму Бабкина!

Фокин засмеялся…

Ровно в двенадцать они пришли в Дом культуры, и, оглядев зал, Дунаев подумал: молодцы бригадиры, черти полосатые, собрали народ, в зал наверняка человек триста набилось. Даже дядя Гриша Культя уселся в первом ряду, размахивает своей култышкой, что-то бойко рассказывает Озяб Ивановичу.

Дунаев давно не видел Николая Спиридоновича и отметил про себя: сдал мужик, изменился, с лица осунулся, постарел – годы берут своё. И только одним остался недоволен Дунаев – в середине зала усмотрел он Степана Плахова. Тот сидел тихо, втянув голову в плечи, словно ему тут было неловко.

Егор с Фокиным уселись на передних стульях и подозвали агронома Стрекалова. Тот подбежал запыхавшийся, розовощёкий, и Фокин подумал: ну, из этого парня толк будет, вон как копытом стучит. А что опыта маловато, так опыт горбом да ногами приобретается. Поработает, оботрётся и будет хорошим председателем. По крайней мере, вчера на бюро райкома все единогласно к такому выводу пришли.

Фокин усадил Стрекалова рядом с собой, прошептал на ухо:

– Ты не забудь потом колхозников поблагодарить за доверие, понял?

Стрекалов кивнул, и Фокин повернулся к Егору Васильевичу:

– Ну, начинай, пора…

Дунаев вышел на сцену и хорошо поставленным голосом (Фокин даже удивился – ишь ты, рокочет, как артист) доложил собранию о количестве присутствующих, о том, что есть кворум, даже посторонние – глянул на Степана – пришли, и потому можно бы начинать. В зале завозились: кто-то крикнул: «Ну и начинай», и Егор предложил избрать президиум. Впрочем, тут никаких проблем не должно было возникнуть: список давно вручили бригадиру Приставкину, и тот быстро, глотая буквы, зачитал его. Фокин поднялся первым, за ним Стрекалов, а потом на сцену потянулись и другие. Но вдруг случилось непредвиденное: Гриша Культя вскочил с места, стянул с себя замусоленную шапку и крикнул:

– Надо бы ещё Степана Плахова в президиум избрать! Работник он хороший!..

В зале стало оживлённо, и Дунаеву пришлось встать.

– Товарищ Плахов у нас не колхозник, так что…

Но Гриша Культя не унимался:

– Товарищ Фокин у нас тоже не колхозник, а в президиум забрался.

В зале захихикали, заулыбались. Дунаев нахмурился.

– Похоже, тут некоторые считают, что они на концерт собрались. Вот и вы, дядя Гриша, туда же, с хиханьками…

– А сегодня масленица, – ухмыльнулся Культя. – Почему бы и не пошутить, а то будто на поминки пришли.

Вскочил Фокин.

– Позор, товарищи колхозники! Позор! Это не собрание, а посиделки какие-то получаются. Не на масленицу мы собрались, а важное дело делать. Ваш руководитель товарищ Дунаев избран председателем райисполкома в соседнем районе. Поэтому давайте решать…

– А чего решать-то? – поднялся опять неугомонный Культя. – У нас завсегда как в песне получается: «Без меня меня женили, я на мельнице пробыл».

В зале загудели, и Фокин понял: сейчас надо не упустить время, не дать разгореться страстям и, быстро подняв руку над головой, с усилием произнёс:

– Товарищ Дунаев, как коммунист, согласился с предложением обкома партии. Да и не мог он отвергнуть его – дисциплина. Ведь ещё Владимир Ильич подчёркивал, что в партии главное – признание принципов демократического централизма…

Со стула встал тракторист Николай Селиванов, и Дунаев удивился: смотри-ка, тихоня извечный, а тоже руку тянет. По лицу Николая пробежала застенчивая улыбка, но сказал он твёрдо:

– А с нами, колхозниками, посоветовались? Ведь у нас тоже устав есть!

И снова тревожный рокот прокатился по залу.

Дунаев коротко усмехнулся:

– Зря вы шум поднимаете, дорогие товарищи! Я понимаю, что и вы, и я привыкли друг к другу, сдружились за эти годы…

Знал Дунаев, прекрасно знал, что сейчас поплывут по залу ухмылки – далеко не со всеми он сдружился, и здесь скорее больше недовольных, чем друзей, – но говорил спокойно:

– …Пришло время прощаться. Поверьте, не я виноват, что так случилось, не моя тут инициатива, но отступать некуда. Так что отпустите уж, как говорится, с миром…

Усевшись, он тотчас толкнул Фокина локтем в бок, прошептал: «Голосуй! Быстрее!»

Секретарь райкома подскочил как ужаленный и звонко воскликнул:

– Ну что ж, надо голосовать, товарищи. Кто за то, чтобы отпустить с поста председателя колхоза товарища Дунаева, прошу голосовать…

Дунаев опустил глаза.

– Кто против? – спустя некоторое время проверещал Фокин. – Принято единогласно.

«Ну, слава Богу! – подумал Дунаев. – Пронесло». А Фокин уже шёл к трибуне.

– А теперь, товарищи, вам надо избрать нового председателя. Мы посоветовались в райкоме, в парткоме колхоза и пришли к выводу, что лучшей кандидатуры, чем товарищ Стрекалов, нам не сыскать. Как считаете?

Кто-то крикнул: «Правильно!», и Фокин решил не снижать оборотов.

– Значит, будем голосовать?

Но тут в президиуме поднялся Иван Дрёмов, бледный, смущённый, и гулко пробасил:

– А куда спешить, на пожар, что ли? Ведь голову колхоза избираем, не задницу… – Колхозники засмеялись, а Иван рубанул ладонью воздух: – Сколько работает у нас Стрекалов? Правильно, мы его и знать-то не знаем, а в батьки суём.

– Предложение, предложение давай, товарищ Дрёмов, – закрутил шеей Фокин.

– Есть предложение… Товарищ Бобров, вот кто годится нам в председатели.

Словно глухой взрыв раздался в зале, и Дунаев скрипнул зубами от ярости: так вот кого, выходит, пригрел он на своей груди, разлюбезного Дрёмова. А ведь он считал Ивана преданным человеком…

Поднялся Николай Спиридонович Белов, вежливо произнёс:

– Вы меня давно знаете, товарищи колхозники, и о том, что на собраниях я не большой любитель произносить речи, знаете тоже. Но сегодня не могу удержаться и не сказать, что разумную мысль высказал бригадир. Знаю я товарища Боброва давно, с детских лет, и семью его знаю. Да чего вам рассказывать, тут в зале половина учеников Софьи Ивановны сидит… Впрочем, не об этом надо говорить. У Евгения Ивановича душа за землю мается, а это главное. Нам такого хозяина и надо.