Владимир Топорков - Наследство

– Бригадир мне поручал…

– А почему катушки не поменял? – спросил Иван. – Ведь говорил я тебе, говорил…

– Говорить у нас в колхозе много специалистов, – Степан медленно растягивал слова, – только катушки новые привезти некому. Кузьмин знаешь чем занимается? То-то и оно. А потом, сеялку ремонтировать за пятёрку я не согласен. С ними как раз пять дней провозишься…

– Вот, всегда так, – раздражённо, с хрипотцой выпалил Иван. – Рвач ты, Степан!

– Рвач так рвач, – спокойно проговорил Степан, – только сеялки ремонтировать не буду… На них кто осенью работал?

– Колька Рязанцев.

– Вот Колька пусть и рукава засучивает. А то деньгу есть кому зашибать, а ремонтировать – Степан… Поищите дураков в другом месте…

– Невозможно с тобой стало работать, – Иван махнул рукой. – В правление доложу…

– А я вчера по твоей милости встречу, как в газетах пишут, дружескую и тёплую имел с председателем. Потребуется – ещё встречусь. Только я тебе, Иван, так скажу – дальше Осинового Куста куда вы меня вытравите? Как на войне говорили: «Дальше фронта не пошлют…»

Степан повернулся, пошёл к трактору, чуть ссутулившись.

Что-то непонятное происходит с другом детства… Может быть, действительно рвачом стал, о хлеборобской совести забыл? Деньги имеют свойство душу вытравить из человека, сделать равнодушным, холодным. А может быть, другие причины есть?

Знал Бобров – Степан человек трудолюбивый и после школы сам в колхоз попросился, принял трактор. Вскоре стал одним из лучших механизаторов. Про него и в газетах писали, и по радио областному слышал о нём передачу, когда учился в институте. Может быть, дома у Степана что не ладится или, как говорят, нашла коса на камень? Надо бы зайти к нему, поговорить по душам…

Бобров закончил осмотр техники, потолковал с механизаторами о предстоящем севе. Чувствовал, люди на него смотрят с интересом, слушают внимательно. Значит, произвёл впечатление. И на том спасибо… Поработаем – лучше друг друга узнаем. Только Степан больше не подошёл, насвистывая, возился у трактора.

Бобров, попрощавшись с трактористами, отозвал Ивана в сторону:

– Ты про Степана пока председателю не докладывай. Сам с ним поговорю. Как-никак раньше друзьями были…

Егор Васильевич сидел за столом мрачный, с опухшим лицом (видно, вчерашнее застолье не прошло бесследно), как перезревший осенний помидор, но при виде Боброва вскочил с места, заулыбался, и одутловатости стало почти не видно, только шея сильней побагровела, точно давил на неё тугой ворот.

– А я вот сижу и размышляю, куда это наш новый работник запропастился, – сказал Дунаев, опускаясь на стул. – Ну, думаю, совсем заработался, уже вечер на дворе…

День и в самом деле угасал, в окна председательского кабинета били багровые лучи, накалили стёкла докрасна, как металл в горне. Багровый закат – предвестник ветреной погоды, значит, и наутро будет быстро ветерок глотать снег, а там, смотришь, недели через полторы можно и в поле выезжать.

Евгений Иванович считал весну самым благодатным временем в деревне. Пахнет оттаявшей прелью земля, насытит дурманящими запахами воздух, а потом закачается над землёй лёгкий прозрачный туман, и из высоты, с небес, грянут развесёлые голоса жаворонков, обрадовавшихся теплу и ласковому солнцу.

– Ну как наш Докучаев? – спросил Егор.

– Это кто? – не понял Бобров.

– Да Озяб Иванович… Не читал тебе сегодня вводный курс лекций по русскому чернозёму?

– А-а, – протянул Бобров, – не читал. Про судьбу свою рассказывал.

– Ну, подожди, он тебе ещё и про чернозём расскажет, и какой вредитель Дунаев – тоже поведает. Видимо, ум у старика затвердел, вот он и несёт всякое. В последние годы зачислил себя в борцы за судьбу земли. Понимаешь, по его логике получается, что чернозём силу теряет, а это чуть ли не национальным бедствием считает. Возраст, наверное, сказывается.

– Да нет, – Евгений Иванович ответил серьёзно, – не заметил я этого. Логика в его суждениях есть…

Дунаев встал, подошёл к окну, и в кабинете потемнело, на коврах из одного зажглись два костра закатного солнца.

Он постоял, нервно ударил пальцами по стеклу, снова повернулся к Боброву:

– Ты подожди про его логику. Проще, когда не в бороне, а в стороне. За хлеб с кого прежде всего спрашивают? С председателя… И не только сверху, но и снизу подпирают: «Как же так, Егор Васильевич, что получается?» Прошлым летом приезжаю к механизаторам в бригаду Ивана Дрёмова, а тот губы свои вытянул: «Егор Васильевич, – говорит, посмеиваясь, – только кур баба завела, а сегодня я ей лапшу заказал. Из курятины. Говорю – руби их к чертям собачьим». Вроде издалека разговор, а в конкретную точку бьёт: почему колхоз сверх плана хлеб сдаёт, опять людям зерна для продажи не остаётся. А что мне по этому вопросу сам Безукладов звонил, разве Ивану расскажешь… Вот и интересная логика получается… Как в анекдоте… Знаешь анекдот про председателя?

Егор привычно хохотнул – видимо, к нему возвращалось хорошее настроение, прошёлся от окна, подсел поближе к Боброву.

– Так вот, приехал один колхозный председатель, заслуженный человек – грудь орденами обвешана, как репьями, в Ессентуки на курорт. Ну, разные анализы сдавать начал, представляешь, как это делается. Девица одна его пробирку с мочой понесла да и расколола. Размышляет медсестра: опять надо беспокоить заслуженного человека, лучше я сама это сделаю. А врачи результаты анализов изучают, и у них глаза на лоб… Беременным оказался председатель. Сразу консилиум собирать – невидимый доселе в мировой врачебной практике случай. Судили-рядили, что да как, решили об этом с председателем поговорить. Но осторожно, чтоб человека в гроб не вогнать каким-нибудь резким словом. Приглашают, издалека беседу заводят про здоровье, про самочувствие, про колхозные дела. Кое-как добрались и про беременность выложили. Глядят – никак не реагирует председатель, сидит, глазками помаргивает, будто не о нём речь. Тогда одна врачиха осмелела, – видимо, в ней женское любопытство заговорило – спрашивает: «А от кого, если не секрет?» А председатель в затылке почесал и отвечает: «А вот это не скажу, может, от райкома иль райисполкома, а то и от управления районного…»

Дунаев снова хохотнул, оживлённо вскочил со стула, поглядывая на смеющегося Боброва:

– Ну как, брат, логику понял? Вот такая жизнь, как в сказке, ни прибавить, ни убавить. Так что ты к Белову критически приглядывайся, он – как месяц на исходе, немного ущерблённый.

Краснота на ковре исчезла, холодным мутным светом затянулось окно. Егор свет включил и уже серьёзно сказал:

– Вещи твои я шофёру поручил на квартиру отправить. Там всё готово. Правда, Лариса, когда я домой заезжал, нас с тобой вместе ждёт.