Андрей Добрынин - Смерть говорит по-русски (Твой личный номер)

— Совершенно верно. Девяносто процентов эфира ввозится из США и Западной Германии. Американцы одной рукой ловят наркодельцов, а другой снабжают их сырьем. Только один процент эфира, поставляемого ими в Латинскую Америку, предназначен для законных потребителей — на этом сходятся все люди, знакомые с нынешним кокаиновым бизнесом.

Автомобиль миновал долину и вновь начал подниматься по горной дороге. По левую руку по-прежнему простирались разбитые на склонах плантации коки, по правую высился лес. Выше по склону плантации кончались, и дорога шла между двумя сплошными стенами зарослей. Наконец джип выехал на площадку, которой дорога заканчивалась, точнее, на участок леса, укрытый сверху листвой громадных деревьев, но внизу тщательно очищенный от под. леска. Среди мощных стволов Тавернье насчитал восемь навесов с деревянными, приподнятыми над землей полами и цинковыми крышами. Часть навесов имела стены из дранки. Под двумя располагались какие-то служебные помещения, под третьим виднелись нары, на которых могли разместиться человек сто. Гости вышли из джипа и зашагали по территории фабрики.

— Все, что вы здесь увидите, и все, что я вам расскажу, в равной мере относится и к кокаиновым фабрикам, контролируемым правительством, — сказал Корсаков. — Будем считать, что все мои объяснения относятся к ним. Партизаны тщательно скрывают свое участие в кокаиновом бизнесе. Мне еще предстоит, неприятный разговор из-за того, что я пустил сюда репортеров, но, думаю, этого придурка команданта Диего я сумею урезонить, а высшему начальству хватит моего ручательства за вас, тем более что начальство осведомлено о вашем приезде и само хотело бы встретиться с вами.

Французы озирались по сторонам и испускали восхищенные вздохи. Их глазам представали промывочные и сушильные машины, генераторы, душевые, столовая, склады... Бесцеремонно отодвинув оборванного охранника с автоматом Калашникова в руках, Корсаков вошел в дверь склада, и гости последовали за ним. В полутьме они увидели сотни канистр с бензином, керосином и дизельным топливом, штабеля барабанов с ацетоном и эфиром. В особой комнате, откуда тянуло сладковатым запахом эфира, стояло несколько десятков открытых пластиковых мешков, наполненных полужидкой массой гидрохлорида кокаина, подготовленной к просушке. Покинув склад, гости последовали за Корсаковым к маленькому белому домику, в котором находился пункт связи. Корсаков зашел внутрь, чтобы отдать какие-то распоряжения своим солдатам, которые готовились к рейду, а журналисты остались обозревать лагерь, где под навесами уже задвигались оборванные фигуры — рабочий день здесь начинался рано. От кухни потянуло аппетитным дымком, который отчасти заглушал витавшие в воздухе запахи керосина и эфира.

— Потрясающе! — произнес Шарль. — Действительно целая фабрика! Какая жалость, что нельзя снимать!

— Снимать нам сегодня еще предстоит, — заметил Тавернье. — Важно при этом не нарваться на пулю. Кроме того, я не уверен, что эта экскурсия для нас пройдет без последствий.

Его предсказание не замедлило сбыться. Когда джип, лихо развернувшись, затормозил у здания штаба, там уже стоял команданте Диего, окруженный кучкой солдат. Его смуглое отечное лицо подергивалось от гнева, неповоротливые маслянистые глазки выражали злобу. Подступив вплотную к Корсакову, вышедшему из машины, он заорал:

— Кто тебе разрешил брать этих буржуйских писак с собой на секретный объект? Какого черта ты у нас здесь распоряжаешься, ты, безродный иностранец? Я найду на тебя управу!

Корсаков с насмешливым видом выслушал все эти возгласы, после чего дружелюбно похлопал своего ненавистника по плечу и спросил:

— Сколько ты уже выпил с утра, старина? Только тут Тавернье заметил, что команданта

Диего и впрямь изрядно пьян. В толпе партизан послышались смешки.

— Что вы смеетесь, идиоты? — взвизгнул Диего. — Они раззвонят по всему миру, что мы делаем, кокаин, — кто нам тогда поможет? Друзья бросят нас на произвол судьбы, и гориллы нас раздавят. А все из-за таких международных авантюристов, как этот тип, которые из-за денег готовы служить кому угодно. Сколько они тебе заплатили за интервью?!

В ответ Корсаков сделал неуловимое движение правой рукой, и команданта Диего с удивлением обнаружил, что его противник держит в руке пистолет стволом вверх. Все окружающие притихли. Возможно, кто-то из них и сочувствовал команданте Диего, однако все знали, что в случае чего Корсаков успеет выстрелить первым и не промахнется.

— Капрал Роа, капрал Хименес! — позвал Корсаков.

— Здесь! Здесь, команданте! — послышалось из толпы, и двое партизан встали перед Корсаковым навытяжку. Тавернье узнал этих людей — он видел их при захвате парламентского дворца накануне. Еще тогда он обратил внимание на то, с каким обожанием они смотрят на команданте Виктора и с какой готовностью бросаются выполнять его приказания.

— Арестуйте этого типа за попытку сорвать рейд в тыл противника, — приказал Корсаков. — Мы — солдаты, и не потерпим, чтобы в военные дела вмешивались всякие безответственные болтуны.

Капралы подхватили команданте Диего под локти. Тот возмущенно крикнул:

— Вы с ума сошли! Я — представитель ЦК Фронта национального освобождения, я возглавляю этот освобожденный район! Вас всех расстреляют!

— А это хорошая мысль, — задумчиво промолвил Корсаков. — Расстреляйте-ка его, пожалуй. Все равно от него один только вред. С таким начальством много не навоюешь.

Капралы поволокли упирающегося команданте Диего за угол. Тот дергался в их руках, словно паяц, изрыгая страшные угрозы, но затем, видимо, осознав бедственность своего положения, неожиданно перешел к униженным мольбам о пощаде.

— Я был не прав, команданте! Я сделал политическую ошибку! — истошно вопил приговоренный. — У революции нет иностранцев, я это понял только теперь! Позвольте мне кровью врага смыть свою вину!

— Какая там кровь врага, — пробормотал Корсаков. — Такие могут только других посылать на смерть, а сами в бою первыми наваливают в штаны. Эй, Роа, Хименес! — крикнул он. — Ладно, так и быть, отведите его на гауптвахту. Когда вернемся, решим, что с ним делать.

— Спасибо, команданте! — с чувством воскликнул пленник. — А нельзя ли мне прихватить с собой на нары бутылочку текилы?

Все партизаны и Корсаков вместе с ними покатились со смеху.

— Боже мой, что за клоун, — отдышавшись, проговорил Корсаков, утирая слезы. — Вроде бы и образование есть, и подвешенный язык, а на самом деле — полное ничтожество.

Он приказал отряду взять из казармы оружие и припасы, необходимые для рейда, и затем построиться на площади. Когда приказ был выполнен, Корсаков, расхаживая перед строем, разъяснил: