Тим Скоренко - Рассказы

Они просто кишат там. Белые, чёрные, рыжие, какие-то серо-буро-малиновые в крапинку, бегают, пищат, строят себе гнёзда из обломков домиков (Бакстер старается заменять испорченные строения, но не всегда успевает).

— Смотри! — показывает Бакстер.

На мониторе — мышь. Она стоит на задних лапках и внимательно смотрит в камеру.

— И что?

— Теперь с другой камеры, — Бакстер щёлкает клавишей.

С другого ракурса видно, что мышь смотрит не в камеру, а в зеркало. Она стоит и смотрит. Затем поворачивается боком, но морду держит так, чтобы видеть своё отражение.

— Круто, — говорю я.

Бакстер смотрит на меня дикими глазами.

— Что значит «круто»? Это открытие века! Она проявляет зачатки разума! Мои эксперименты дают результаты.

— А у тебя сыр за зеркалом не лежит?

— Дурак ты, — обиженно говорит Бакстер.

Будь на его месте герой Кубрика в чёрном цилиндре, он бы, вероятно, достал бы бейсбольную биту и проломил мне череп. Очень хорошо, что Бакстер похож на него только внешне.

— Да ладно тебе, вижу…

Бакстер всё равно обижен. Разумные мыши — это его мечта. Шестой год разводит этот зверинец, а институт всё выделяет и выделяет средства.

Странно, но Бакстер любит мышей. Попробуй хоть одну его мышь обидеть, за хвост подвесить или просто подразнить едой. Бакстер за мышей любого на части порвёт. При этом мыши у него мрут как мухи. Он их и током бьёт, и кислотой поливает, и в мозги какие-то электроды вставляет, и за хвосты сам подвешивает. И ничего, нормально. Отработанный материал — трупики — выкидывает в ведро, а лаборант их выносит каждые несколько часов.

Подхожу к урне, заглядываю. Уже два мертвеца за сегодня. Один какой-то взлохмаченный, а второй — с мокрой и свалянной шёрсткой. Бакстер замечает, что я изучаю его отходы.

— Одного загрызли, — говорит он. — Насмерть, ночью. Я не заметил.

— Понятно.

— Впервые такое, кстати. Они мирные очень, эта порода. Даже альбиносы.

— Это влияние разума, — говорю я.

Бакстер хмурит лоб.

— Вот я тоже так подумал. Посмотрим. Если степень разумности будет расти, а вместе с ней — и степень агрессивности, буду добиваться снижения последней. Разумность должна быть неагрессивна.

— Если это возможно.

Он смотрит на меня.

— Если из мыши можно сделать разумное существо, то из мыши можно сделать и мирное разумное существо.

— Может быть.

Бакстер подходит к компьютеру. Мыши у зеркала уже нет.

— Чёрт, — говорит он спокойно. — Неужели получается…

— Если мыши будут не только смотреться в зеркало, но бросаться друг на друга с холодным оружием, тогда цивилизация точно сложилась.

Бакстер молчит.

— Да тьфу на тебя! — изрекает он наконец. — Иди, покуда всё не испортил.

— Давай, — бросаю я и выхожу из лаборатории.

Заходил ведь просто поболтать. Я на шестом работаю, в отделе сертификации. Патенты, общение с прессой немножко. Лаборатория Бакстера — в подземном этаже.

Выхожу на шестом. Навстречу идёт Танго. Она одета в испанского покроя красно-белое платье, чёрные волосы распущены. Танго относится к девушкам, вслед которым оглядываешься, когда проходишь мимо. Сложно сказать, что она красавица (хотя лично я так сказать могу без зазрения совести), но она — яркая, заметная, эффектная. Её невозможно забыть, она не серая мышь, ни в коем случае.

Тьфу ты, опять мыши в голову лезут.

— Привет! — бросает она.

— Привет, — конечно, я оглядываюсь вслед.

Грациозна, да, она грациозна.

Вот и моя дверь. Сначала — общий офис, потом — мой кабинет, отдельный. Танго работает в соседнем отделе, я вижу её нечасто.

На мониторе мигает ICQ. Десять сообщений от разных людей за полчаса, что я отсутствовал. Из них пять — по работе. Ладно, я, в общем, люблю свою работу.

Бакстер звонит мне на мобильный. Наверное, не знает внутреннего.

— Зайти можешь?

Неделю от него — ни слуху, ни духу, весь в мышах своих и другой живности.

— Сейчас?

— Ну, когда освободишься.

— Ладно, сейчас буду.

Выхожу в коридор, иду к лифту. Небось, очередная мышь в зеркало смотрится. По-моему, никто, кроме меня, просто не относится к Бакстеру нормально. Все посмеиваются, подшучивают, ругают руководство за разбазаривание денег и так далее. А просто прихожу и смотрю на бакстеров лабиринт, и разговариваю с ним, как с человеком. Надя из моего отдела сказала однажды, когда я шёл вниз: «Мышелову привет передавай», и рассмеялась. И мне так хреново стало, так обидно, хотя непонятно, почему. Я тоже не очень серьёзно к этим экспериментам отношусь, просто я не такой легкомысленный.

Его, кстати, вовсе не Бакстером зовут. Лёня его зовут. Леонид Свиридов. А Бакстером его прозвали давным-давно за любовь то ли к одноименным чипсам, то ли к чему-то подобному.

Конечно же, как только я вхожу в лабораторию, Бакстер на меня бросается.

— Есть! — кричит он. — Смотри!

На мониторе — мышь. Она стоит на задних лапах, спиной опираясь на стенку. Перед ней — столик такой высоты, что передние лапки можно на него положить. В одной лапе у мыши кусочек песочного печенья. Для мыши он — как торт средних размеров. Она его грызёт, затем откладывает на стол. Берёт трубочку (тонкую, гораздо тоньше соломинки), пьёт через неё что-то из ёмкости, стояще на столе. Ёмкость непрозрачная, типа крошечного бочонка.

— Это та же?

— Другая, — крутит головой Бакстер.

— А как с агрессией?

— Не очень, — кивает на урну.

Заглядываю. Три трупа, два явно погибли в сражении.

— Знаешь, чем чёрного убили?

— Когтями?

— Нет. Я наблюдал, но не остановил. Трое держат, четвёртый втыкает иглу в глаз.

Я, кажется, отшатнулся.

— То есть?

— Для изучения я их вооружил. Миниатюрная одежда для защиты, миниатюрные копья из толстых игл, крошечные ножи из кусочков резака для бумаги. Одежду не освоили. А оружие расхватали через день. Сегодня закололи этого. Вчера двое подрались. Один — с когтями, второй — с ножом. Победил тот, что с ножом.

— Ты же хотел ограничивать агрессию.

— Я понял, что это глупо. Любая цивилизация проходит через стадию агрессивного поведения.

— Не рано ли ты это называешь цивилизацией?

Он смотрит на меня серьёзно, без обыкновенного безумия в глазах.

— Нет, не рано. Это цивилизация. Ещё месяц — и они придут к производству. Я уже готовлю элементарное оборудование.

— Что будут производить?

— Одежду. И энергию. И оружие. И ещё сборку чего-нибудь организую из готовых деталей.

«Оружие». Да, конечно, контролируемая агрессия. Заводной апельсин. Здравствуй, Энтони Берджесс.

— Ещё спорт, — говорит он. — Организую соревнования по бегу. Думаю, это несложно. И, может быть, по прыжкам в высоту.

— И в длину.

— В длину не буду. У них бег и прыжок слишком близки.