Тим Скоренко - Рассказы

Я смотрю на Карла с небывалым изумлением, поскольку никогда не думал, что он может заинтересоваться женщиной, более того, кем-либо ещё, помимо своей персоны — к нему не водили мальчиков и мужчин, ему не отдавали животных из дворцового зоопарка, он не интересовался картинками неприличного свойства и производил впечатление человека, не имеющего понятия о любви и половых отношениях, хотя в глубине души я прекрасно понимал, что столь сведущий во всех жизненных вопросах человек, как Карл, не может не знать о таком естественном порыве, как тяга к противоположному полу либо просто к другим живым существам. Карл ставит меня перед дилеммой такого рода, что обыкновенно за решением подобных проблем я обращался к самому Карлу, в то время как теперь мне придётся самостоятельно решить вопрос, не слишком значимый для меня и Империи, но достаточно значимый для обозначения граничных отношений между мной и моим советником, с которым я прежде был не то чтобы на короткой ноге, но достаточно близок, ограничивая при этом свою близость исключительно деловыми отношениями.

— Ну что же, Карл, — я редко называю его по имени, поскольку когда мы наедине (а мы всегда беседуем наедине) всё его внимание сосредоточено на мне, и мои слова не могу быть обращены ни к кому другому, — я думаю, что ты заслужил мою маленькую поблажку за те многочисленные услуги, которые ты оказал как мне, так и моей Империи, и потому я всё более и более склоняюсь к тому, чтобы дать тебе положительный ответ на твой вопрос, хотя пока что мне сложно сказать, на сколько затянутся мои отношения с приобретённой рабыней, ведь я даже не видел её ни разу после того, как приобрёл, и я надеюсь, что она стала ещё прекраснее, хотя в какой-то мере мне странно, что ты просишь моего соизволения на рабыню в то время как и сам слышал лишь описания её внешности, поскольку я запретил допускать в её покой кого бы то ни было, включая и тебя. Впрочем, она твоя — после меня, конечно же, и причина моего столь быстрого согласия заключается в том, что я хотел бы как можно скорее услышать всё-таки волнующие меня новости о событиях, происходящих на северных границах, и я надеюсь, что ты удовлетворён моим ответом и не будешь больше откладывать эту важнейшую государственную тему в угоду своим плотским наслаждениям…

Я провожу рукой по её бедру. Она прекрасна. Нет никого прекраснее её. Несметное количество женщин прошло через меня, и только эту я не хочу отпускать ни на секунду.

Иногда меня тревожит ход моих мыслей. «Империи нужна императрица», — думаю я. И гоню эту мысль прочь.

— Расскажи мне свою историю.

— Ты уже слышал её.

— Расскажи ещё раз. Мне нравится слышать твой голос.

Она смеётся.

— И твой смех, — улыбаюсь я.

Она целует меня в щёку.

— Я родилась рабыней, я дочь простого землепашца. Но я росла такой красивой девочкой, что местный рабовладелец, господин Порса, отвёл мне отдельную комнату и растил для того, чтобы сделать своей, когда я созрею. Он дал мне образование, научил манерам. Он умер внезапно, когда мне оставалось до шестнадцатилетия всего три дня.

— Он ждал твоего шестнадцатилетия?

— Да. Я перешла по наследству его дочери. Та ненавидела меня и отправила обратно на пашню. Но меня заметил проезжавший купец — и выкупил за очень небольшие деньги. Он привёз меня в город и сделал своей наложницей. Он был женат. Он тоже умер — и я перешла к его жене, которая продала меня в тот же день за баснословную сумму.

Она рассказывает это в третий раз, а я всё слушаю и не могу насладиться звуками её голоса.

— Мой новый владелец любил устраивать оргии с большим количеством женщин, и я была всего лишь одной из них. Его не стало год спустя, он оказался банкротом, и всё его имущество пошло с молотка — в том числе и я.

Меня пронзает одна мысль. Карл сразу бы разобрался, но моя голова работает не столь блестяще. Трое её владельцев умерло. А я? Может, это некий злой рок? Нужно спросить у Карла.

Единственное, чего я не хочу делать, — отдавать Анну ему.

Моя Золотая Армия уже три дня не видит своего Императора. Объявлено, что Император лично отправился на северные пределы, чтобы решить проблему горцев.

Объявлять, что Император болен, — нельзя. Тем более, что он болен женщиной.

Даже когда у меня жар, мои врачи приводят меня в порядок, я одеваюсь и каждое утро появляюсь на балконе. Потому что Император не болеет. Не имеет права болеть.

Мне хочется сказать Анне, что она должна быть моей императрицей. Нельзя. Рано.

Я встаю с постели и подхожу к окну.

Странно, но я никогда не думал о том, чтобы кто-то заменил меня на балконе Золотого Дворца. И Карл никогда не советовал мне подобного. Вряд ли солдаты разберутся, кто приветствует их — с такого-то расстояния. Надо отдать приказ завести двойника.

Анна нарушила чёткое расписание моей жизни. Она превращает меня из марионетки в человека. Я не хочу быть человеком, потому что я — Император.

— Вернись ко мне, — говорит она.

Я не могу устоять.

Мы лежим, обнявшись, и кажется, что я должен дышать ей, как воздухом, потому что она — мой воздух, мой ветер, мои травы и деревья, она — моя Золотая Армия.

Отдать Карлу? Никогда.

Только одна мысль меня тревожит. Мысль о смерти.

Когда я иду умываться, уже почти полдень. Анна по-прежнему нежится в постели, а я сижу в кресле в соседней комнате. Меня причёсывают, бреют, готовят к решению государственных дел.

Но все мои мысли — об Анне. И тогда я встаю, отталкиваю этих льстецов, этих прилипал и подлиз, опрокидываю тазик с водой, и возвращаюсь в спальню. Нет ничего, кроме этой комнаты. Нет никого, кроме этой женщины на кровати.

— Отчего умирали твои владельцы?

— Первого подвело сердце. Он шёл в мою комнату, чтобы проверить, как меня готовят к свадьбе. Второй умер, уходя от меня. Я — жаркая женщина, ты знаешь это, мой Император. Ему было около пятидесяти, его сердце тоже не выдержало.

Она замолкает.

— А последний?

— Последнего убила одна из его наложниц. Я видела это. Она взяла нож и вонзила ему в спину. Это была сцена ревности. Не каждая женщина готова делить мужчину с десятками других.

— А ты готова?

Она лукаво улыбается.

— Ради тебя, мой Император, я готова на всё.

Во мне борются два человека. Один верит ей, другой видит в её руке нож.

Карл должен рассудить этих двоих, но сейчас не время думать о нём.

— А ты готова отдать жизнь ради своего Императора?

Если бы она с жаром воскликнула: «Готова!», я бы не поверил.

— Не знаю, мой Император. Я не думала об этом.

Она честна. Имею ли я право сомневаться в ней?

Как бы я отреагировал, если бы она ответила отрицательно?

— Хватит говорить, мой Император, — шепчет она мне в самое ухо. — Я же с тобой, зачем ты думаешь о грустном. Я всегда буду с тобой.