Агония Иванова - Проощание с детством

— А мне шестнадцать лет, — напомнила Рита, — всего лишь. Это статья!

Богдан усмехнулся, потушил окурок в пепельнице и вернулся в постель к ней, притянул девушку к себе, ее обожгло теплом его тела.

— Собираешься пожаловаться мамочке, чертенок? — спросил Богдан. Рита наивно похлопала глазами, распространяя кругом флюиды своего обаяния, которые действовали всегда безотказно. Исключением был только Саша, но девушка убеждала себя, что рано или поздно и он попадется в ее сети.

Она продолжала ломать голову над его тайной, чувствуя, что обладание этой тайной станет ключом к ее власти над ним. Но до десятых чисел января ей оставалось только гадать, потому что немногочисленные работники библиотеки упорхнули в отпуска. За закрытыми дверями пылились стопки старых газет и архивов, хранившие секрет, которым была одержима девушка.

Десять лет назад. Самые немыслимые предположения. Одно глупее другого, одно смешнее другого.

— Нет, — возразила Рита, — не собираюсь. Разве что, скажу ей, что я одобряю ее выбор… — договорить ей помешал поцелуй, на который она с радостью ответила, смяв в пальцах почти догоревшую сигарету, чтобы случайно не прожечь простыни. Может быть, останется ожог. Но ощущение было странным, волнующим, приятным. В боли всегда есть что-то приятное, если до этого ты причинял ее только другим. Во всем новом есть прелесть. Поэтому искренняя, не спрятанная за притворным обожанием, ненависть Саши так будоражила воображение Риты.

Она впервые видела перед собой что-то настоящее. Что-то сильное, необоримое, смеявшееся ей в лицо, бросавшее вызов своей непокорностью.

Она принимает вызов.

Елена Львовна распахнула окно рядом со своим столом и принялась деловито сталкивать с железного карниза за ним увесистую стопку снега, примостившуюся там за время ее отсутствия. Казалось, что именно этот снег мешает женщине жить, как, впрочем, и все собравшиеся в классе. Занятие ее было, впрочем, абсолютно бестолковым, потому что с неба продолжали сыпаться снежинки, оседая на тоже самое место, которое только что очистила учительница. В конце-концов она признала свое поражение, пожевала губы и накрасила их помадой из верхнего ящика стола и окинула взглядом учеников. Ее «бараны», «сорняки», уже почти все сидели на своих местах, сонные и недовольные тем, что каникулы подошли к концу.

— Ну, как вы проводили каникулы? — дружелюбно поинтересовалась Елена Львовна своим громогласным голосом, который не подразумевал ослушания. Голову ведь откусит своим щедро напомаженным ртом!

— Хорошо, — с готовностью откликнулась Машенька со своей первой парты. Она как будто отвечала урок и не важно, что в этот раз ее заданием было правильное поведение за время двухнедельного новогоднего безделья. Даром это время для нее не пролетело — математика, химия, физика — она старательно подтягивала предметы, в которых была не уверена, даже имея единственную твердую пятерку в классе.

— Ездили куда-нибудь? — продолжила свой допрос классная руководительница.

— Нет, — ответила за всех присутствующих Соня, но кое-кто не был с этим согласен.

— В Москву… — тихо проговорила Даша и томно прикрыла глаза, отдаваясь во власть приятных воспоминаний захлестнувших ее с головой. Это были самые прекрасные зимние каникулы в ее жизни! Потому что прошли они вместе с Юрой и Настей, разумеется, в первопрестольной, где Даша вообще последний раз бывала ребенком. Сейчас, не обращая внимания на ее привязанность к сестре и восхищение ею, она больше всего на свете жалела о том, что от нее нельзя было избавиться на эти чудесных две недели, испорченных ее обществом.

Елена Львовна чуть-чуть оживилась и заинтересовалась Дашей, подплыла к ее парте, оперлась на нее своими пухлыми пальцами, напоминающими недоваренные сардельки, унизанные дешевыми перстнями. Сама она из города не уезжала больше десяти лет, поэтому чужие рассказы теперь заменяли ей путешествия и ей хотелось хотя бы мысленно посетить музей искусств, Третьяковскую галерею и красную площадь.

Пока женщина пытала Дашу, постепенно собрались все ученики и прозвучал звонок. Елена Львовна решила позднее еще раз вернуться к Орловой и отвлеклась на классный журнал, который отнюдь не был предметом ее гордости и радости, а приносил одни огорчения.

— И где пропадает Барсуков? — подняла она глаза на класс, в котором сразу же зашептались и зашуршали. Большинство учеников понятия не имело, но нашелся кто-то, располагавший информацией и этим кем-то оказалась Рита. Ей было дело до всего. Еще знал Коля, но он же, напротив, не особенно внимательно слушал Елену Львовну вдохновленно рассказывая о чем-то Диме.

— Он работает, — заявила Польских, развалившись на стуле как в кресле. Ольга, сидевшая рядом с ней опустила ресницы, скрывая то, каким злым стал ее взгляд, стоило ее королеве открыть свой изящный ротик, упоминая ее бывшего парня.

— Работает? Что это за новости? А аттестат ему тоже на работе дадут!? — стала возмущаться Елена Львовна.

— Он получил квартиру по государственной программе, — ничуть не изменившись в лице терпеливо начала объяснять Рита, — ему нужно за нее чем-то платить, — да, она пыталась оправдать Кешу, хотя ей было плевать на него и его финансовые проблемы. Она украдкой поглядывала на Сашу, который в ее сторону даже не смотрел, увлеченно рисуя квадратики на обложке тетради.

— Ох не нравится мне все это! — посетовала учительница, недовольно хмурясь, — надо побеседовать с его тетей.

Женщина наклонилась над журналом, проставила несколько точек напротив фамилий присутствующих учеников и бросила, скорее всего, тоже в сторону Риты:

— Что случилось с Виноградовой?

— Хорошо новый год встретила, — хихикнула Оля, за что тут же получила уничтожающий взгляд от Риты. Королева поправила густую челку, которую она отстригла за каникулы и блеснула из-под нее своими гипнотизирующими темно-вишневыми глазами, сейчас полными, без сомнения, сострадания и сопереживания.

— У Марины заболел братик, — жалобно сообщила Рита, — и она сидит с ним.

Все без толку! Саша отвернулся к Мише. Он скривил такую гримасу, что друг сразу понял, как его раздражает наигранное беспокойство особы королевских кровей. Впрочем, Миша был настроен совершенно противоположным образом — сейчас он ликовал и очень хотел сказать Саше, как тот ошибался, представляя Риту кровожадным монстром, равнодушным ко всему человеческому.

— Отец вернулся? — спросил Саша, чтобы отвлечься.

— Нет, — вздохнул Миша, неотрывно наблюдая за Ритой, которая теперь молчала и писала на листочке бумаги послание для кого-то. Мише хотелось помечтать, что для него, но бумажка полетела по рукам в сторону Коли.