Махбод Сераджи - Крыши Тегерана

— Что с тобой, мужик? Тебя не беспокоит твоя репутация? Не чувствуешь раскаяния? Стыда? Страха? Не мучает совесть? Объясни, что это такое — опуститься до твоего состояния.

Он выбрался из машины, захлопнул дверь, а я продолжал молчать. Он сел на ограждение у дороги и закурил сигарету. Я вылез из машины и, не говоря ни слова, сел рядом, все еще дожидаясь подходящего случая напасть. Он смотрел на горы и ручьи, пробегающие по долинам, и дымил сигаретой.

— Ты невиновен? — спросил он.

Я смерил его взглядом и сказал:

— Разве это для вас важно? Разве для вас обвинение в правонарушении не равносильно признанию вины? Разве не люди вроде вас извратили нашу систему ценностей? Разве не такие, как вы, виноваты в нашей национальной подозрительности и предвзятости в отношении справедливости и правосудия? Разве не правда, что такие люди увековечивают уродство нашей политической и правовой системы? Нет, я не чувствую ни раскаяния, ни боли, ни вины, ни стыда — все это чувствует человек, совершивший преступление.

Буду с вами честным, — продолжал я. — Перед тем как машина остановилась, я был готов раскроить вам череп. И, если уж быть совсем откровенным, я все еще об этом думаю. И это не из-за незаслуженных мучений, которым вы собираетесь меня подвергнуть, а из-за несчастий, которые обрушатся на головы дорогих мне людей. Мне наплевать на вашу честность и непогрешимые нормы, меня возмущает ваш недалекий подход к виновности человека. Так что советую вам бежать, умолять о пощаде или каяться, потому что ваше время на земле подходит к концу.

Он не попытался убежать, несмотря на то что видел в моих глазах гнев и боль. Докурив сигарету, он зажег следующую. Вдруг, как воспитанный человек, на миг позабывший о правилах приличия, он предложил мне сигареты. Я взял одну, и он почтительно поджег ее своей старой зажигалкой.

— Что будем теперь делать? — спросил он.

Немного подумав, я сказал:

— Вернемся в деревню и встретимся с моими обвинителями.

Он согласился и направился к водительскому месту.

— Поведу я, — шепотом сказал я.

Он взглянул на меня, и я понял, что он разгадал мое намерение.

— Они никогда вас не видели? — спросил он.

— Нет, — ответил я.

Не обменявшись больше ни словом, мы поехали. Я удивился, что он с готовностью согласился на мой план. Полагаю, в жизни он встречал много негодяев. И думаю, по крайней мере, в душе он не считал меня таковым.

Пока я вел машину по гравийным дорогам в горах Эльбурс, я чувствовал на себе его взгляд. Мы пересекали узкие дорожки, проложенные для лошадей и ослов, ехали по каньонам и вдоль рек в сторону маленькой деревушки под названием Колахдашт. Я любил эти места. Все здесь дышало покоем и дарило безмятежность: луга, на которых паслись коровы, горы, с которых сбегали чистые ручьи. На склонах иногда можно было увидеть оленей.

Джип заметили примерно за пару километров. Когда мы приехали на окраину Колахдашта, нас с волнением ожидали кад хода, мэр, и половина деревни.

Я вылез из джипа и поздоровался за руку с кад хода, представившись, как инженер Садеги. Кад хода был очень взволнован встречей с высокопоставленным чиновником из столицы. Он пригласил меня в свое «скромное жилище» на чашку лахиджанского чая. Я отрывисто приказал пассажиру следовать за нами. Когда Садеги выбирался из машины, какой-то мужчина закричал: «Каково это, когда тебя поймают, ворюга?»

Мы вошли в дом мэра, а вслед за нами — почти все жители деревни. Меня проводили на место, предназначенное для почетных гостей, а Садеги было приказано сидеть у двери. В комнате не было стульев. На полу лежал старый недорогой персидский ковер. Вдоль стен, закопченных дымом сигарет и кальяна, были выложены вонючие овечьи шкуры, а поверх них — валики.

Кад хода громким голосом велел своей дочери принести дорогому гостю чашку свежего чая.

— Принеси чашку и этому человеку, — приказал он, указывая на инженера Садеги.

Тот исполнял роль узника с блеском, как настоящий актер.

Я хорошо знаю людей в этом регионе и понимаю, как важно для них прослыть гостеприимными, поэтому не удивился, когда мэр указал на Садеги со словами:

— Может быть, этот человек и вор, но он мой гость — а с гостем в моем доме всегда будут обращаться, как с посланником Бога.

Помощники мэра закивали с одобрением. Дочь мэра принесла чай, кусковой сахар и сласти. Посмотрев на меня, он сказал:

— Добро пожаловать в мое скромное жилище, господин инженер. Меня редко удостаивает посещением гость вашего ранга. Надеюсь, вы простите мне мои манеры и окажете честь принять вас на ночь. Что до него, — и он указал на Садеги, — не сомневайтесь, у нас есть возможность держать его под стражей.

Я поблагодарил его за приглашение и сказал, что нам необходимо немедленно ехать в Тегеран, я привез его в эту деревню только из соображений справедливости, чтобы встретиться с обвинителями, прежде чем везти в столицу, где он ответит за незаконные деяния.

Кад хода огляделся и стал настаивать, чтобы мы заночевали у него.

— Дороги здесь опасные, особенно ночью, — умоляюще произнес он. — Вы заблудитесь. И к тому же очень холодно. А что скажут жители деревни, если я не окажу вам должного гостеприимства?

Он снова оглядел комнату, и все принялись вежливо кивать, настаивая, чтобы мы провели ночь в доме мэра.

Я сказал ему, что мы сможем обсудить это предложение после того, как разрешим проблемы этого человека. Я спросил, кто обвинял его во взяточничестве и есть ли среди нас этот человек.

Поднялся помощник мэра и сказал, что он — обвинитель и что он видел, как обвиняемый брал взятку от его тестя.

Я спросил его, присутствовал ли он при передаче взятки. Он ответил, что видел это собственными глазами.

Я велел ему внимательно посмотреть на обвиняемого, господина Шахеда, и сказать, что он точно видел, как тот берет взятку от его тестя. Обвинитель подошел к Садеги и внимательно посмотрел на него. Несколько человек, заглядывающих в окна, закричали:

— Это он, это он! Скажите достопочтенному господину инженеру, что это тот самый человек, скажите ему, скажите!

Мужчина еще несколько мгновений смотрел на Садеги, потом повернулся ко мне и сказал, что уверен — арестован виновный. Он вместе с обвиняемым как-то даже курил у ручья, протекающего через деревню, и именно там обвиняемый сказал ему, что собирается потратить деньги на новую машину. Затем обвинитель выпятил грудь и стал хвастать, что узнал бы этого вора с закрытыми глазами.

— Зачем ты лжешь, приятель? — спросил Садеги.

— Я не лгу, — огрызнулся обвинитель. — Это ты презренный лжец!

— Вы когда-нибудь видели его до этого дня? — спросил я.

— Нет, — ответил «обвиняемый».