Ларс Сунд - Один счастливый остров

Дверь «Америкэн бар» открывается, впускает дождь, ветер и Абрахамсона с Бусё.

Абрахамсон с Бусё являет собой точную копию растиражированной картинки «Старый рыбак»: на нем зюйдвестка и дождевик, белая борода всклокочена, не хватает только изогнутой трубки. Абрахамсон снимает зюйдвестку, стряхивает с нее воду, шлепая о косяк двери, после чего закрывает дверь. Он расстегивает дождевик, с которого капает вода, и идет к бару, оставляя темные мокрые следы на половицах.

— Ну, здорово, — произносит Абрахамсон. — Шел мимо — надо, думаю, проведать.

Коробейник, вешающий только что вымытые бокалы на сушилку над барной стойкой, еле заметно кивает в ответ.

— Ну и погодка, мать ее за ногу… Коньячку бы капельку не повредит, хоть и рано еще.

Лицо Коробейника неподвижно, замкнуто; весь он будто печка с закрытым устьем: то ли огонь горит внутри, то ли холодный пепел вместо огня. Плеснув коньяку, он ставит бокал на стойку и толкает к посетителю. Абрахамсон взбирается на барный стул, шаря в кармане в поисках денег. Коробейник качает головой. Этот ритуал повторяется всякий раз, когда Абрахамсон приходит в бар: Коробейник угощает первой порцией коньяка, Абрахамсон редко заказывает больше одной.

Здесь следовало бы пересказать разговор между Коробейником и Абрахамсоном. Они должны были говорить о Бедде Густавсон, однако не о ее озабоченности проблемой мертвых, оказавшихся на Фагерё, а о более пикантных вещах: у Бедды Густавсон появился поклонник. Да, это могут подтвердить Эльна из Бакки и прочие осведомленные личности: Элис с Нагельшера пригласил Бедду на ужин и танцы в эрсундском ресторане «Сегель». А еще Эльна сообщила, что к приглашению прилагался большой букет роз.

Об этом Абрахамсон должен был рассказать Коробейнику, которому полагалось покачать головой в ответ: «Ну, Элис — это Элис… С тех пор как жена умерла, за всякую юбку цепляется…»

Разумеется, сперва Коробейник изобразил бы удивление, ведь хозяин заведения не должен быть осведомлен лучше, чем посетители. Но на самом деле Элис сидел у этой самой стойки не далее чем накануне вечером, одетый в пиджак с иголочки и белую водолазку; заказывая восьмую порцию виски, он проклинал весь женский род и в особенности Бедду Густавсон. Коробейнику пришлось помочь ему добраться до ожидающего неподалеку такси Ленни. Розы, которые Элис бросил на стойку, остались у Коробейника.

Но этому разговору не суждено состояться.

Происходит нечто полностью меняющее ход повествования.

Происходящее невозможно описать, ибо внешне ничего не заметно.

Двое мужчин стоят по разные стороны барной стойки. Один из них, Абрахамсон с Бусё, будто бы произносит слова — нам не слышно, какие именно, так как в эту минуту металлическая рука джук-бокса хватает новую пластинку и кладет на вертушку. Пластинка начинает вращаться со скоростью 45 оборотов в минуту, тонарм опускается, позволяя игле коснуться ее поверхности, из колонок раздается классика шестидесятых: «Stand by Me».

Можно предположить, что Абрахамсон начинает рассказ о неудачливом ухажере. Возможно, он упоминает имя Бедды Густавсон.

И тогда с Коробейником что-то происходит. Что-то меняется в лице, его будто стягивает, челюсти и виски напрягаются, словно он стиснул зубы. Губы сжимаются.

Сперва Коробейник стоял, нагнувшись над стойкой, будто ловя слова собеседника в шумном помещении, теперь же он выпрямляется, отстраняясь — и это движение еле заметно.

Он чуть отворачивает лицо от Абрахамсона.

Вот и все, что можно заметить.

К стойке подходит один из мужчин, пивших пиво в закутке. У Коробейника появляется уважительная причина оставить Абрахамсона. Он наполняет бокал пивом, принимает деньги, обменивается с мужчиной парой слов. Он никуда не спешит.

Озадаченный Абрахамсон сидит у стойки, прервав рассказ на полуслове.

Коробейник все так же неспешно идет к компании с подносом в руке, собирает пустые бокалы, вытряхивает пепельницу, говоря с посетителями на их языке. Он относит поднос на кухню, дверь раскачивается от толчка то вперед, то назад.

Абрахамсон еще некоторое время сидит у стойки. Дверь кухни больше не качается.

Он уходит, оставив недопитый коньяк. «Stand by Ме» доиграла. Человек у джук-бокса оборачивается. Это Юдит.

Апостол Матфей говорит: «Да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных».

Да, Господь наш небесный распределяет солнечный свет и непогоду согласно демократическим принципам, всем поровну. Хоть порой кажется, что злые и неправедные заслуживают меньше солнца и больше непогоды.

Так думает Ко-Дэ Матсон, прислушиваясь к звукам дождя.

Если бы только дождь шел сорок дней и сорок ночей, если бы только случился новый всемирный потоп! И все бы началось с самого начала.

Ко-Дэ Матсон, председатель муниципалитета, а также уполномоченный по ряду вопросов, ведет собрание в цехе по обработке рыбы Мёрёвикской лососевой фермы. Он только что объявил заседание открытым. В списке присутствующих на встрече всего одно имя: его собственное.

Ко-Дэ пришел сюда, чтобы, согласно демократическим принципам, призвать себя к ответу.

Порывы ветра бьются о стены цеха, крытые листовым железом, звук дождя напоминает шелест пшеницы, ссыпаемой на дно тракторного прицепа. В цехе прохладно, пахнет сыростью. Желтовато-белый свет люминесцентных ламп падает на мраморную поверхность разделочного стола, тачки для отходов, весы, умывальник, краны, цементный пол, на котором поблескивает серебристая чешуя. Скрученный шланг лежит, как свернувшаяся ядовито-зеленая змея, остатки воды по капле вытекают из пасти на пол. Вдоль стены стоят пустые ящики для рыбы, отмеченные штампом фирмы «Лосось Фагерё», — признаем, не слишком изобретательно, но серьезно и основательно. Все в этом цехе пока еще ново, чисто, незатерто, неизношенно. Здесь успели разделать лишь несколько тонн рыбы.

Ко-Дэ проводит ладонью по прохладной поверхности разделочного стола. Замерев, он смотрит на свою руку: толстые короткие пальцы, вены, словно еловые корни под морщинистой, пятнистой кожей. «Руки, — думает он. — Все это скоро окажется в других руках, в чужих руках».

АО «Лосось Фагерё» прекратил выплаты, о банкротстве заявлено. Долги составили миллион евро с лишним. Аксмар, который время от времени работал на лососевой ферме по найму, опустив голову и руки, выслушал Ко-Дэ, объявившего, что работы больше нет. Аксмар не произнес ни слова в ответ. Он держал в руках жестяной черпак. Мокрые пряди жидких бесцветных волос облепили череп, сапоги перепачканы глиной. Ко-Дэ смотрел, как Аксмар удаляется по направлению к Стурбю на старом дамском велосипеде «Тунтури» с потертыми деревянными ручками руля и коричневыми пятнами ржавчины. Пригнувшись к рулю, Аксмар с силой давил на педали, велосипед вилял, ветер трепал полы куртки.