Ольга Погодина-Кузьмина - Адамово яблоко (журнальный вариант)

Спускаясь по лестнице, уже на нижнем этаже, он чувствовал, что Таня всё еще стоит в дверях, глядя ему вслед. В какой-то момент он подумал, что должен вернуться и всё объяснить, достучаться до неё, пообещать, что всё изменит и исправит. Но миг спустя осознал, что ничего изменить нельзя. Что теперь он может только двигаться вперед — без цели и смысла, поедая отпущенное ему время как безвкусный овсяный кисель.

Утро было свежее и ясное, наполненное щебетом птиц и запахом цветущей черемухи. «А кстати, отличная идея — покончить с собой в такое утро», — подумал он и зачем-то заставил себя громко, в голос рассмеяться, с усилием растягивая отвердевшие мышцы вокруг рта.

Машину пришлось оставить за воротами, и Георгий Максимович пошел через парк, вдыхая весенние испарения жирной земли, отгоняя мошкару, роями вьющуюся над тропинкой.

День обещал быть по-летнему жарким. На перекопанных клумбах вспухла почва, выпуская на свет острые ростки; кусты и деревья словно окутала прозрачная зеленая пелена, бабочки грелись на свежеокрашенных стенах. И повсюду, вокруг жилых корпусов и зданий клиники, вдоль дорожек и у крыльца — словно кто-то расплескал желтую краску, — расцвело несметное множество одуванчиков.

Переговорив с врачом, молодым, деликатным до приторности азиатом в золоченых очках, Георгий получил медицинскую карту, компакт-диск с отчетами о проведенных процедурах, распечатки по счетам. Ему также выдали пакет с витаминами и лекарствами, которые Игорь должен был принимать ещё какое-то время.

О том, что мальчик попал в больницу с травмой головы после автомобильной аварии и с тяжелой интоксикацией таблетками, Георгий узнал от его тётки. Он сразу перевез Игоря в эту частную клинику, вернее, реабилитационный центр, который присоветовал Казимир — партнер лечил там племянницу от наркозависимости. Георгию было на руку, что в этом учреждении строго охраняли информацию о клиентах. Сюда не мог попасть посторонний, а свобода больных была ограничена довольно большой, но хорошо охраняемой территорией за бетонным забором.

Медицинская сестра проводила Георгия в жилой корпус. Постучав, открыла дверь в отдельную палату, вполне комфортабельную, как номер в приличной гостинице.

Игорь лежал в постели и листал журнал.

Его сбритые наголо волосы уже начали отрастать, краски вернулись на похудевшее за время болезни лицо. Но под глазами ещё лежали тени, и взгляд был застывшим и настороженным. Завидев Георгия, он спрятал под одеяло свои изящные босые ступни.

— Здравствуй, — сказал Георгий Максимович, останавливаясь посреди комнаты. — Ну, как ты себя чувствуешь? Несмотря на интенсивный курс лечения ухудшения не наступило?

— Спасибо, хорошо, — ответил Игорь без всякого энтузиазма, не реагируя на шутку.

Одуряющий аромат весенних соков проникал в палату сквозь настежь открытые окна, смешиваясь с едва различимым, но вездесущим запахом медикаментов. Георгий подумал, что если бы не медсестра, которая всё не торопилась уходить, он решился бы, наконец, обнять мальчика, горячего и голого под измятой пижамой.

— Тогда собирайся, тебя выписывают, — сказал он, прокашливаясь. — Я приехал за тобой.

Игорь сейчас только вынул из ушей «ракушки» от музыкального плеера, встал и с равнодушным видом начал раздеваться. Чтобы не смотреть, Георгий вышел в коридор, дал чаевые медсестре и санитарке. Игорь появился в холле минут через пять, уже в толстовке и в джинсах, с небольшим пакетом в руках. В молчании они прошли через парк к воротам, сели в машину.

— Может, хочешь с кем-то попрощаться? — запоздало спохватился Георгий Максимович. — Может быть, с врачом?

— Нет, — ответил он и даже не обернулся в сторону забора.

За то время, что Игорь находился в клинике, Георгий навещал его два раза, но так и не успел поговорить ни о том, что случилось, ни об их совместном будущем. Впрочем, это будущее пока представлялось несколько смутным. Георгий твердо знал только одно — теперь Игорь должен быть рядом, каких бы усилий это ни стоило.

Они выехали на трассу, не слишком оживленную в этот час, миновали строящийся коттеджный поселок — проект недружественных конкурентов. Верхушки берез, ещё сквозные на просвет, были облеплены шапками грачиных гнезд.

— Ты завтракал? Как вас кормили? — спросил Георгий, стараясь справиться с растущим и уже причиняющим физическое неудобство внутренним напряжением.

— Нормально, — вяло ответил мальчик. — Икру давали, перепелиные яйца. Овощи. А на обед телятину, рыбу.

— Я бы тоже перекусил. Сегодня выпил только чашку кофе. Тут по дороге видел рекламу ресторана с символичным названием «Причал». Заедем?

Игорь пожал плечами, оглядываясь в окно на протянувшуюся вдоль шоссе березовую рощу.

— Вот и отлично, — начиная злиться на него и на себя, кивнул Георгий. — Раз тебе так проще, буду принимать решения сам.

«При этом, — мысленно добавил он, — чувствовать себя полным идиотом».

В летнем ресторане, выходящем большими окнами на залив, совершенно пустом в этот час, пахло подгоревшими шашлыками. Они сели за стол, Георгий заказал себе овощной суп и жаркое, Игорь — кофе и пачку сигарет.

— Курить вредно, — заметил Георгий, чувствуя, как смешна и нелепа его нерешительность. — Кстати, и спиртного тебе нельзя.

— Курить вредно, жить противно, — без улыбки ответил мальчик, так, кажется, ни разу и не взглянувший ему прямо в глаза. — Кстати, никотин — единственное известное науке средство от шизофрении.

— Рак легких ничем не лучше, — возразил Георгий, но всё же протянул ему зажигалку и закурил сам.

Георгий неосознанно ожидал, что Игорь подскажет ему стратегию поведения — неважно, будут ли это упреки, или оправдания, или застенчивая благодарность. Но мальчик держался скованно и настороженно, как с посторонним человеком. В какой-то момент Георгий увидел их со стороны: мужчина под благовидным предлогом привел в ресторан сына друзей, или своего студента, или просто парнишку с пляжа. И теперь мучительно пытается приступить к делу и одновременно сохранить достоинство, что в подобных обстоятельствах почти невозможно. В нем вдруг проснулись давно, казалось, забытые страхи — боязнь отказа, стыд обнаружить свою несостоятельность, ощущение неловкости каждого своего жеста и слова.

Нужно было бы просто признаться: «Игорь, я схожу по тебе с ума и страдаю от ревности. Скажи, что теперь ты только мой , и поедем скорей, чтобы насладиться друг другом». Но вместо этого он спросил:

— Так что, может, расскажешь, что с тобой произошло? Почему ты не поехал в Будапешт? И откуда вообще взялся этот Коваль?