Ольга Погодина-Кузьмина - Адамово яблоко (журнальный вариант)

— Так получилось, — ответил Игорь, вялым движением стряхивая пепел с сигареты.

— Хорошо, а как получилось с этими таблетками и с наездом на дороге? Ты же мог запросто умереть или остаться инвалидом. Это чудо какое-то, что всё обошлось.

Тот молчал, и это молчание почему-то всё сильнее задевало Георгия.

— Ты категорически не хочешь об этом говорить? Ладно, зайдем с другого конца. Мне звонил этот твой… Майкл. Сказал, что шокирован и ничего такого не предполагал… В общем, хотел видеть тебя. Я обещал передать тебе его пожелания при первой возможности. Это из-за него ты наелся снотворного?

— Нет. Не из-за него. И не из-за тебя, — ответил мальчик тем же равнодушным тоном. — Просто чувствовал себя как жаба в миксере.

От досады на то, что он, очевидно, находит всю эту ситуацию забавной, Георгий перешел в наступление:

— Кстати, я так и не увидел здесь почвы для трагедии. Понимаю, ты совсем не хотел учиться или работать, вообще заниматься каким-то полезным делом… Это диагноз вашего поколения — хотите получить всё и сразу, палец о палец не ударив, как Емеля на печи. Или крокодил, который даже ходит лёжа. А тут подвернулся этот Коваль… Поездки, подарки — он, как я понял, умеет пустить пыль в глаза. А ты привык жить за счет мужчин, тебя это почему-то не смущает. Вероятно, я тут тоже виноват… Одним словом, я признаю, что вел себя не безупречно. Но и ты не остался в долгу…

Игорь вдруг начал пристально что-то рассматривать на своей руке, уже без околичностей показывая, что ему не интересен этот разговор. Георгий продолжал, сдерживая досаду:

— В общем, суммируя всё вышесказанное, мы, фактически, квиты. Я подозреваю, что и с Ковалем ты связался ещё до Будапешта, за моей спиной… Поэтому предлагаю обойтись без взаимных выяснений, а просто попробовать… как-то конструктивно… начать всё заново. Поискать какой-то компромисс. В рамках сложившейся ситуации. Если ты, конечно, не предпочитаешь другие варианты… Я же, собственно, не знаю, каковы твои планы на будущее. Может быть, ты хочешь вернуться к нему ?

— Нет, не хочу, — быстро ответил Игорь, и на секунду в его глазах мелькнула паника.

Георгий испытал приятное чувство удовлетворения. Но, подавшись вперед, он увидел желтую божью коровку, которая взбиралась по тыльной стороне ладони мальчика, и снова рассердился.

— Игорь, я не спорю, жизнь насекомых чрезвычайно познавательна… Но, кажется, мы сейчас говорим о каких-то действительно важных вещах. Фактически, о высоких чувствах. И мне, к твоему сведению, это стоит труда!

— А тот ночной клуб? Помнишь, ты хотел сделать на крыше? — спросил мальчик невпопад.

В этот момент Георгий вспомнил выкрашенные зеленой краской коридоры общественной больницы, по которым шагал, чтобы забрать его — обритого, обколотого лекарствами, дорогого сердцу, как ребенок, потерянный и чудесным образом обретенный. С этим воспоминанием вернулось и чувство вины.

— Клуб?.. Да, я подписал проект. Почему ты спрашиваешь?

Он пожал плечами:

— Просто. Ты же говоришь — начать всё сначала.

— И что? Тебя это не устраивает? — Георгий почему-то ожидал, что он начнет торговаться и ставить условия. — Ну, давай, я внимательно слушаю. Давай уж всё обсудим «на берегу». Как ты это видишь? Как бы ты хотел?

Игорь снова передернул плечами.

— Не знаю. Мне без разницы, — но тут же заговорил с усилием, словно перебарывая себя: — Я хотел, чтобы ничего не чувствовать. Чтобы всё забыть. Но у меня не получилось. Такая хрень. К концу сказки добро победило разум. — Едва ли не в первый раз за это время он прямо взглянул на Георгия, изобразив на лице что-то вроде усмешки. — Наверное, любовь?

«Любовь», — хотел было ответить Георгий. Но подумал, что, признав это вслух, тут же отдаст себя во власть тем жадным и непредсказуемым голым божествам, которые осеняют благодатью крыл, но могут пустить стрелу в сердце, а затем выпить глаза и выклевать печень.

Божья коровка забралась, наконец, на палец мальчика и полетела к окну.

Георгий выключил телефон и повез его к себе на Мытнинскую. Начал раздевать прямо в прихожей, едва захлопнув входную дверь.

Игорь проявил всё же прежнюю свою внезапную строптивость.

— Тебе что, жена не дает? — пробормотал он, высвобождаясь с нервным смешком. — Ты как с зоны откинулся. Иду, а волка семеро козлят… Она, случайно, нас тут не накроет? А то уже был аналогичный случай в Лосево…

— Это ты как из колонии для малолеток, худой и бритый, — возразил Георгий. — Этот Коваль тебя, похоже, не кормил, только трахал по всей программе?.. Заставлял отрабатывать затраты?

— Я теперь понял, что такое с порога в постель тащить, как уличную завалюху, — заметил Игорь, когда они уже оказались в спальне.

— Но ты ещё не понял, чем это грозит.

Георгий успел подумать ещё, что никогда, наверное, не был так ясно и жадно счастлив. Затем у него перехватило дыхание, словно он нырнул в прорубь после бани, когда и ледяная вода, и морозный воздух становятся обжигающе горячи.

Посреди ночи он пробудился и приподнялся в постели, осторожно снял с себя руку спящего мальчика. Пошатываясь, как пьяный, поднял с пола разбросанную одежду. Выпил в кухне воды и набрал Маркова.

— Кидаем Сирожей по «Альмагесту», я решил. По старой схеме, без всяких арабесок. Сливаем акции через опцион и банкротим прокладку. Пускай потом ищут прошлогодний снег на полигоне.

— Погоди, погоди, — пробормотал сонный Марков, — ты что там, анаши обкурился?

— Говорю, запускаем схему прямо завтра. А пока отвлечь их на базовый актив. Лишние деньги портят людей, а мы по-дружески снимем порчу. Кто не рискует, тот пьет один кефир.

Марков пробормотал неразборчивое ругательство, громко почесался.

— Ну да… Такие они дураки… А ты знаешь, сколько сейчас времени, на всякий случай?

— Я знаю, что старика Рабиновича уважали не за камни в почках, а за бриллианты в желудке. Обмозгуй мою мысль, завтра нарисую всё конкретно, — сказал Георгий и повесил трубку.

Город изнывал от жары второй месяц. На дорогах плавился асфальт, в офисах отказывали климатические системы. В белом от зноя небе редко проплывало прозрачное облако, не обещая дождя, и вечера совсем не приносили прохлады, лишь напитывая воздух банной влажностью.

Цветы в оранжерее, за день истомленные зноем, жадно пили воду и молчаливо жаловались Марьяне, ей же некому было пожаловаться на жар, который сжигал её изнутри. О том, что происходит в её семье, она не могла рассказать ни Светлане, ни Алексею, ни кому-то из друзей отца. Обида копились в ней, словно черный клубок, а будущее казалось беспросветным коридором, по которому она обречена двигаться наощупь в полном одиночестве. От отчаяния Марьяна решилась на странный шаг — отправиться на прием к гадалке, о которой услышала от косметолога в салоне.