Светлана Эст - Ай ловлю Рыбу Кэт

Когда уроки закончились, юркий Дима, винтами наматывающий на ходу свой шарф, догнал в вестибюле Кирилла и Катю, одетую в короткую норковую шубку — подарок сестры, имевшей магазин тканей «Нить Ариадны», к совершеннолетию. Зачем Катерина поджидала его, Олешкевич не спрашивал, поскольку она всегда делала только то, что хотела — такова прерогатива красивых женщин.

— Димон, насмеши меня, — сказал Кирилл, пытаясь скрыть зевоту. — Спать хочется. «Да и сам я нынче что-то стал нестойкий, не дойду до дома с дружеской попойки».

— Рыбникову можешь попросить, артистку-куплетистку, — отмахнулся Дима.

— Почему в твой дурной голове родилась мысль, что я стану актрисой? — спросила чем-то недовольная Кэт. — Вот возьму и растолстею. Или замуж выйду за Кирилла.

Подавившись своим последним зевком, ее избранник ничего не сказал, но Вотинов, маленький рост которого, казалось бы, гарантировал нейтралитет по отношению к статной Катерине, вдруг начал сопротивляться:

— «Уж, замуж, невтерпеж» — пишутся без мягкого знака. «Прочь, вскачь, невмочь» — пишутся с ним, родимым. …Кирюха тебе не подходит!

— Я тебе не подхожу, — подтвердил Олешкевич, — поэтому я к тебе не подхожу. Логично.

— Кто говорил, что любой парень, не имеющего «тачки», достоин презрения? А у него… — сказал Димон, вытянув в сторону Кирилла руку требовательным жестом Родины-матери «Ты записался добровольцем на фронт?», — … машины нет.

— Купит или сворует, — и не подумала менять своих убеждений Екатерина. — Ну, ладно, мальчики, я отчаливаю, потому что у меня примерка платья к 8 Марта: спинка декольтирована, сверху ботва из сетки, шнуров и бусин — очень миленько. Бай-бай!

— Сразу двинешься воровать или домой сначала зайдешь? — поинтересовался Дмитрий, провожая красотку взглядом. — И чего она в тебя втюрилась? Может, у тебя одеколон какой-нибудь особенный?

Кирилл, какого удивили слова приятеля, что, впрочем, никак не повлияло на его невозмутимость и благородный профиль Чингачгука, переспросил:

— Влюбилась в меня? Рыба Кэт? …Ах да, я же сказал: «…Насмеши!»

— Никто не называет ее Рыбой уже с третьего класса. Странно называть Рыбой Синюю птицу, — с напускным пафосом сказал Дима, выдавая свои собственные чувства.

— Поэт, Пушкин, Иосиф сумасБродский! — восхитился Кирилл. — Поступай в Литературный институт!

— Я стану менеджером, — отверг все приглашения гордый Димон, сворачивая на «собачью» тропу, ведущую к остановке трамвая. — Правда, не понятно, кем это таким я буду, когда закончу вуз, но впереди пять лет, а за пять лет, может быть, я еще и догадаюсь, кем.

Поскольку Вотинов имел репутацию шута, осторожный и умный, как и пристало будущему экономисту, Кирилл сказанному не поверил. Во-первых, когда Катька успела полюбить его? Он бывал на уроках далеко не каждый день: подготовительные курсы, рыбалка, тренажерный зал, компьютерный клуб, друзья, причем не его собственные, а отца, взрослые, умудренные жизнью, тертые мужики — времени ни на что не оставалось, особенно, на химию. Во-вторых, за что? Никаких романтических или героических особенностей характера замкнутый Олешкевич за собой не признавал. Если Екатерина вдруг влюбилась в него такого, значит, она не просто дура, а совсем уж даун, но почему в таком случае у нее глаза не на выпучку?

В школе, поймав на себе мерцающий голубым светом взгляд девушки, Кирилл приходил в растерянность, его мысли начинали кружиться хороводом, но не около положений экономической теории Адама Смита, по которой ему предстояло написать реферат, а вокруг того нравится он Катерине или нет. Подавляющее большинство его одноклассников, чего Кирилл предполагать не мог, размышляло на эту же тему. Феномен Рыбниковой состоял в ее обаятельности; она все делала артистически красиво: отвечала у учительского стола и выглядела, как фотомодель с обложки «Космополитена»; была пунктуальной дежурной по звонку, и количество мальчиков, опоздавших на урок, возрастало в геометрической прогрессии.

По случаю 200-летия города в начале марта проводилось множество затей, поэтому, когда позвонил дядя Слава, брат отца, и договорился поехать в субботу на соревнования по подледному лову, Кирилл, что само собою разумелось, принял участие в подготовке к ним. Мотыля он купил на рынке сразу на всех и лично перебрал, оставляя самых красных мясистых и бодрых личинок комара-долгунца, в то время как папа Карло возился со своим новым дюралевым рыбацким ящиком, обшивая войлоком его сиденье.

— …Кирюха, не посрамим старинный шотландский клан О’Лешкевичей и Мак-Олешкевичей, — сказал дядя Слава на подходе к реке, крепкий толстый лед которой был заставлен разноцветными торговыми палатками, среди которых высилась легкая деревянная трибуна для мэра и других чиновников. — Правда, Лох-Несского чудовища здесь нет — его распугали приветственными речами. Но главный приз для лучшего рыбака на Дне города — машина. Причем одно авто меняют на три десятка окуней…

— А лучше бы наоборот, — вставил Олешкевич-младший, мгновенно посчитав прибыль в розницу и оптом.

— …Вот что нужно поймать — машину!..

«Это становится доброй традицией, — мелькнула мысль в голове у Кирилла. — Каждому нужна машина, начиная с Катьки. Никто и смотреть не хочет на самолеты».

— …Представь себе кортеж: впереди твой папашка на «Ланд-Краузере», за ним ты на выигранных «Жигулях», сзади я — на санках.

— Расту, — сказал Кирилл. — Согласно старинным шотландским семейным преданиям первый раз на рыбалку батя нес меня в рюкзаке.

— Несмышленой дитёй, — уточнил отец. — Ты тогда попытался съесть прикорм, а рюкзак называл «люксаком», по-видимому, от слова «люкс».

— Определяемся с тактикой? Соревнования пойдут в два этапа: задача первого — надуть зрителей и судей и принести на контрольные весы рыбу в промышленных масштабах. Арбитраж на втором этапе, куда пройдут только сообразительные рыбаки, будет персональным. Около каждого финалиста — судья, если вообще не около каждого рыбьего хвоста, — сказал дядя Слава, который прочитал про условия соревнований и пропорции, в каких окуней меняют на автомобили, в газете.

— Ни черта не понял, — пожаловался папа Карло. — Слава, что, по-твоему, нужно делать?

— Помочь твоему сыну. Он ведь нас облавливает?

— Еще как! Неблагодарное пошло потомство. Бывало носишь-носишь его в рюкзаке, лелеешь, а ему потом ничего не стоит выловить трехкилограммовую щуку на глазах у согбенного старца, как тогда, на Гуляй-озере… А вдруг бы меня инфаркт хватанул? И вообще, наверное, она ко мне плыла.

— Или ко мне, — возразил дядя Слава.

— По щучьему велению, по своему хотению она плыла, — не согласился с ними Кирилл. — После я с ней разговаривал, так она тоже жаловалась на неблагодарное потомство: «Бывало нерестишься-нерестишься…»