Светлана Эст - Ай ловлю Рыбу Кэт

— Клан должен представлять лучший, то есть Кирильчик-крокодильчик. Не будем создавать нездоровой конкуренции — пусть получит свою машину, — торжественно заявил дядя Слава. — Но необходимо помочь ему на первом, массовом, этапе, потому что все участники соревнований будут «жульничать». Я думаю, что почти у каждого в ящике припасен пакет с рыбой, не оттаявшей с прошлых выходных. Мы же будем самобытны. Значит, поступаем следующим образом…

Склонившись друг к другу, отчего особенно усилилось их фамильное горбоносое сходство с небольшим индейским племенем, Олешкевичи обсудили стратегию и приступили к выигрыванию новенькой «Лады», которую организаторы соревнований выкатили на лед рядом с трибуной для отцов города. На капоте автомобиля колосился белый бант, похожий на тот, какими украшают первоклассниц, но в монументальной форме.

В качестве ориентира Кирилл выбрал ель-сухостоину на обрывистом, с выходом белесых известняковых сланцев, берегу, отсчитал на глазок метров пятьдесят и расчистил площадку для лунки. Открывшийся под снегом речной лед был пупырчатым и мутным, словно в воду перед тем, как ее заморозить, плеснули молока и взболтали. Разбурив лунку, Кирилл достал из своего ящика производства «Дядя Сэм энд Дядя Слава Лимитед» зимнюю удочку, наживил мотыля, и поблескивающая мормышка вместе с наживкой исчезли в стылой темной воде.

Минут десять он безрезультатно играл мормышкой вверх и вниз, а затем сторожок удочки качнулся, и Кирилл ловко выхватил из лунки «матросика» — тугорослого и мелковатого окуня в «тельнике» из черных вертикальных полос. Окуньки, изредка перемежаясь плотвой, шли, как поезда в метро — по расписанию, поэтому к контрольному сроку, Кирилл натаскал их изрядное количество.

В японскую леску впаивались бусинки льда. Автоматически убирая их и поигрывая мормышкой, чтобы раззадорить стайку окуней, Кирилл думал о Кате, сожалея, что оставил без ответа ее вопрос «Ты когда обратишь на меня внимание?» Если б он сразу понял суть, не делал поправок на шутливый тон разговора и набрался смелости сказать «Уже!», то… сладко-запретное, к чему пришли бы они в этом случае, представлялось Кириллу не совсем ясным, но желанным, а глупой Катьку, как оказалось, он никогда и не считал — это была защитная реакция организма на повальный грипп влюбленности в красивую и бойкую девчонку.

За полчаса до взвешивания Кирилл собрал валяющуюся около лунки рыбу в полиэтиленовый пакет и, подхватив ящик и ледобур, сделанный на заказ из титанового сплава, какой имеет корпус далеко не всякой космической ракеты, потрусил к папе Карло, рыбачившему ближе к берегу.

— «Кроха сын к отцу пришел… И сказала кроха…» — скороговоркой встретил его отец, выглядевший от легкого морозца особенно моложавым и по-девичьи румяным. Он как раз снимал с крючка колкого, как репей, ерша, а тот яростно трепыхался, пытаясь выскользнуть обратно в водные просторы.

— …Что он ловит хорошо, а ты ловишь плохо, — продолжил цитату Кирилл, опуская на лед свой ящик рядом с отцовским. Оба ящика были абсолютно одинаковыми, словно сувенирные матрешки, и только присмотревшись можно было заметить, что один из них более новый.

— Только без рук, — заканючил папа Карло. — Я старался. Я весь в тебя.

Кирилла он посрамил. Когда, взяв ящик отца и отойдя в сторону, Олешкевич-кроха-сын заглянул внутрь, то увидел, что рыбы там на полкилограмма больше, чем у него, и среди окуней светится бледным брюхом довольно крупный судак. Издалека показав папе Карло большой палец, поднятый кверху в жесте одобрения, Кирилл пошел оббирать других родственников.

Повторив манипуляцию с обменом ящиков, благо и дядин ничем не отличался от двух других этой серии, Кирилл достиг рекордного улова, что позволило ему стать предпоследним из финалистов.

Ушлый народ, рыбаки не принесли к контрольным весам разве только рыбу-меч, зато предъявили с полдесятка налимов, хотя любой хоть сколько-то разбирающийся в рыбалке человек знает, что налима ловят ночью на дне реки, а не утром на Дне города. Кроме того, в улов подбрасывали ледышки и снег, а у одного изрядно выпившего «бомжа» на дне пакета обнаружили гантель. «Зарядку делать, — объяснил он, не смущаясь. — Для рыболовов есть специальное упражнение: развести руки на ширину плеч — я вчера поймал во-о-от такую!» На этом шоу для любителей, уследить за которыми не смогла бы и дивизия судей, закончилось.

Двадцать финалистов, опытных рыбаков, среди которых Кирилл, хотя ростом он был выше всех, все равно смотрелся «неразумной дитёй», только что вылупившейся из рюкзака, посадили на снегоходы (дядя Слава фирменно подмигнул племяннику на прощание) и вывезли подальше, на специально перегороженный флажками участок реки. Каждый водитель снегохода одновременно являлся персональным судьей, и первое, что они все сделали, прикатив на излучину — это сноровисто обыскали ящики и одежду рыбаков на предмет нахождения рыбы-меч.

Матерые рыбаки-финалисты казались продуманно экипированными в резиновые сапоги химзащиты поверх унтов, кондовые полушубки и вязаные шапки. На одном из них, бородатом мужчине лет шестидесяти, коробом торчал длинный, до пят, плащ-«брезентуха», какой придавал ему вид степенного ямщика, только что припарковавшего русскую «тройку» около шеренги снегоходов. Кирилл, в легком не продуваемом ветром импортном комбинезоне, серьезным соперником не считался, и напрасно — ловить рыбу он умел. Свою феноменальную интуицию, которую дядя Слава благоговейно называл «нюхом», Кирилл приобрел, потому что, не ограничиваясь простой чистой радостью ловли на спиннинг, когда после подсечки из омута взлетает на леске живая серебристая дуга громадной щуки, имел привычку читать книги и справочники по ихтиологии, а, главное — думать. По этой же причине экономист из Кирилла Владимировича Олешкевича должен был получиться если не выдающимся, то очень толковым.

По свистку главного судьи, державшего в руке секундомер, рыбаки кинулись врассыпную… Помня, каким образом папа Карло обловил его сегодня, выбрав место поближе к берегу, Кирилл взял резко влево, к устью впадавшего в реку притока, еле угадываемого по неглубокому ложку, заваленному сугробами. За ним, гремя плащом, как пустой консервной банкой, тяжело топал валенками «ямщик». Все вместе очень напоминало съемку кинофильма о «золотой лихорадке» времен покорения Клондайка.

Кирилл уже начал разбуривать лунку, когда пенсионер, вызывавший у него какие-то неотчетливые песенные ассоциации: «…гони-ка в табор…» и «…в той степи глухой замерзал…» — остановился около.

— Ты ведь Олешкевич? Знам про ваше фартовое семейство. Ничего, ежели я тут?.. — «ямщик», сбивший дыхание при быстрой ходьбе, не смог выговорить «устроюсь».