Станислав Миронов - Virtuality

Да, трудный был сегодня день.

Все люди как люди, а я — никто. Ну, так скажем, никто с никчёмным прошлым, которое, до кучи, мне никак не удалось вспомнить до конца. Всё моё будущее — равно как и прошлое — весьма туманная перспектива.

Но что-то мне всё же удалось.

И нет сомнений в том, что удастся снова.

Завтра мне надо на приём к Крылову. К моему персональному Иисусу. Завтра я расскажу ему всё, что сегодня со мной произошло и, посмотрим, может, он мне скажет что-то дельное.

Очень скоро я усну, но до того момента, как и сейчас, меня будет одолевать тупая грусть. И чувство непричастности к собственной жизни. И полнейшая неопределённость.

Так нечестно, что я ничего не помню.

Или я сама в этом виновата?

Кажется, вам интересно, что же было со мной дальше?

Мне тоже.

Я уже несколько раз предупредил тебя, что буду предельно откровенен. Поэтому со всей своей прямотой заявляю: да, я решил развестись с женой. Да, я решил вас бросить.

Да, я вас бросил, потому что не хотел жить с женой-алкоголичкой и дочерью-уродом.

Да, я ушёл от вас потому, что вы не были мне нужны.

Я знаю, что это плохо, но мне было бы хуже, если бы я с вами остался.

Целый месяц я много пил и мало спал. Много думал и почти не ел.

Нет, если тебе интересно, мне не было хорошо оттого, что я сделал.

И если честно, я до сих пор себя виню за это. Даже сейчас, когда пишу эти строки. Это послание. Последнюю волю усопшего меня.

Процесс развода дался мне нелегко. Судья, к несчастью, оказалась женщиной, и она заведомо была против меня. Эта сраная женская солидарность.

Во всяком случае, я заранее знал, что неправ. Поэтому я не был против, когда судья объявила своё решение: двадцать процентов от прибыли из всех моих источников дохода ежемесячно. После вычета налогов. Плюс к тому, поскольку ты была не просто несовершеннолетним ребёнком, а ещё и ребёнком-инвалидом, то алименты мне назначили не до достижения твоего совершеннолетия, а пожизненно. Ценой моего ухода стала пятая часть того, что я достигну за всю свою будущую жизнь.

Да, иногда мы совершаем дорогие ошибки.

Когда судья задала вопрос, хочу ли я заявить права на еженедельные посещения своей бывшей семьи, в качестве «воскресного папы», я отказался, потому что не хотел лишний раз ворошить вехи прошлого. Сейчас же я со всей прямотой могу заявить, что попросту боялся.

Я знал, что поступил не по-мужски, и заранее знал, что не смогу смотреть тебе в глаза. Я знал, что однажды ты подкатишь ко мне, обнимешь меня за ногу. Вцепишься в штанину пальчиками. И спросишь: «Папа, а почему ты от нас ушёл?». Таким милым голосочком. Сидя в инвалидной коляске. Посмотришь на меня снизу вверх своими красивыми глазками. Хлоп-хлоп. И скажешь: «Папа, вернись к нам. Я же тебя люблю». Потом снова прижмёшься к ноге, обняв её. Вцепившись пальчиками в штанину. Заплачешь, не желая отпускать. Я знал, что не смогу найти слов.

Уходя — уходи.

Да, я признаю, что испугался. Во всяком случае, сейчас я могу сделать это спокойно.

Мою квартиру никто разменивать не стал, поскольку у твоей мамы уже до нашей свадьбы была своя, и при нашей семейной жизни она не стала её продавать, а сдавала какой-то семье приезжих.

И потекли годы. Естественно, я ударился в работу и вновь вернулся к своим нескончаемым любовницам и тусовкам. Моё состояние росло, и в 1999 году я открыл свою частную контору, специализирующуюся на психоанализе. Со временем, лет за пять, этот бизнес перерос в элитную частную клинику, владельцем которой я являюсь и по сей день. По сей день — имеется в виду тот день, когда я пишу это послание. Последнюю волю усопшего меня.

За всё это время я так и не встретил твою мать снова. Да и не так уж оно мне было нужно. Я не хотел видеть жену-алкоголичку и дочь-инвалида. Кстати, на могиле моей матери я тоже так и не побывал.

За всю мою успешную карьеру я успел заработать немало: купил хорошую машину, отстроил, наконец-таки, дачу, отгрохав огромный особняк и огородив участок трёхметровым забором. Накопил хорошую сумму на банковском счёте. Работать я мог столько, сколько посчитаю нужным сам, поэтому старался особо не перенапрягаться. То есть, я жил в своё удовольствие.

Число моих любовниц росло в геометрической прогрессии, и возраст их, как ты уже поняла, так и остался где-то между шестнадцатью и двадцати пятью годами.

И вот, год назад мне объявили, что у меня рак мозга.

А сейчас черви едят мои глаза.

То ли я утерял былую уверенность в себе в результате болезни, то ли действительно начал стареть, но случилось неизбежное: я уже перестал интересовать девушек того возраста, который мне нравится, даже несмотря на то, что по-прежнему поддерживал себя в превосходной физической форме. Число моих постоянных любовниц стало резко снижаться.

Кто-то вышел замуж. Кто-то уехал за границу. Такова жизнь. Цена свободы. Есть — пользуйся. Но не забывай, что каждая встреча может стать последней.

Пока ты стареешь, мир меняется вокруг тебя.

Здесь и сейчас.

И как раз тогда, когда у меня их осталось две или три, я всерьёз задумался о том, каким образом это число я могу увеличить.

И тут мне в голову стукнула идея.

Интернет.

Да, точно.

Интернет.

Конец марта. Поздний вечер. Сижу дома.

Уже который день.

Уже который день меня нет в Сети.

Уже который день я не вижу её.

Её, ту самую, которую я спас от смерти. Ту, которая теперь не желает меня знать. Ту, которая сначала любила меня. Ту, которая теперь хочет, чтобы я её оставил.

Вонючий недокуренный бычок в пепельнице здесь совершенно не причём.

В тот день, десять дней назад, она ушла, даже не попрощавшись.

Я даже не помню, что было дальше.

Я точно знаю, что она пьёт всё это время. Пьёт и читает книги. Психология. Или ещё что-то там. Что-то умное.

Я так её люблю, что не могу прожить без неё ни дня.

Такое ощущение, что я не живу всё это время. Как будто от моей жизни оторвали целый кусок. Два куска — мою любовь и Интернет.

Вроде как у меня есть выбор. Либо Сеть, либо она.

А я даже не знаю, что выбрать. Мне нужно всё и сразу.

Да и такое ощущение, что выбирать уже поздно. Такое ощущение, что я не увижу ни того, ни другого.

Во рту привкус потерянных шансов.

Мне кажется, что меня медленно лишают жизни. Я медленно умираю. Секунда за секундой. Всё, чем я жил последние полгода, всё, о чём я думал и мечтал, всё, что я делал, вмиг исчезло тогда, 18 марта.

Что произошло-то, спросите вы.

Я же сказал, подождите. Всё по порядку.

И вот, сейчас я сижу за компьютером. Пишу весь этот трепетный бред, который не представляет собой ничего ценного. Здесь и сейчас.

А чем заняты вы?

Полагаю, вы читаете мою книгу.