Станислав Миронов - Virtuality

Поскольку Диверсант жёстко протупил, не выложив свои фотографии на «Привет», то никаких доказательств, что он на самом деле не тот самый ботаник, которого напоил Серёга и затем избил, у него не было.

Также у него не было доказательств, что он не заблёвывал этот сортир в этом клубе.

И у него не было доказательств, что его на самом деле вообще не было в этом клубе.

И у него не было доказательств, что на самом деле он не гей. И то, что он постоянно обвинял Добро в том, что Добро — гей, только укрепило людей в этом созданном моим Серёгой мнении, что Диверсант — на самом деле лишь жалкий педик.

Весь сайт узнал об этом.

А я сидел и ржал.

До слёз.

И был доволен собой.

Скажи: моё доверие — моя слабость.

Скажи: моя наивность — моя слабость.

Закрой глаза. Повтори про себя.

В итоге Диверсант, разумеется, куда-то пропал. Скорее всего, перешёл на какую-то другую свою анкету.

А я, создав эти две провокации, в итоге пришёл к выводу, что я опустошён.

И тут как раз устроила бунт моя девушка.

В той квартире, где я нахожусь с того момента и сейчас, нет Интернета.

У меня есть только ноутбук.

Ноутбук, на котором я пишу эту книгу.

Прямо здесь и сейчас.

И в середине марта, то есть почти два месяца назад, я сел за столом и начал думать.

И пришёл к выводу, что у меня интернет-зависимость.

И решил написать эту книгу, основанную на моём собственном опыте.

Я решил излить всё, что наболело, я решил дать чёткое обоснование интернет-зависимости.

И вот, последний итог. Мораль, которая выходит из моих провокаций. Из Добра и Серёги.

Я понял, что всех людей, протирающих штаны и юбки, сидящих за компьютером и зависающих в Интернете, одолевает множество комплексов, проблем психологического характера. Я понял, что все они в большинстве своём ни в коем случае не готовы признать, что у каждого человека может быть своё мнение и своя позиция, и что если она не совпадает с их позицией, то это вовсе не значит, что она не верна, а значит, лишь то, что она другая. Альтернативная.

Я понял, что все люди, проглотившие виртуальную иглу, на самом деле в срочном порядке должны признать это как реальную проблему и начать действовать, стараться избавиться от своей зависимости, порождённой их же комплексами и тараканами в голове.

И избавиться от своих заморочек.

Да, я понял, что Интернет — это не просто венец прогресса мира технологий.

Интернет — это зависимость.

Кстати, моя девушка, она взбунтовалась именно когда узнала о том, что я подсел на Сеть. Когда она это поняла и осознала.

И она сказала мне, что я ей не нужен. Она сказала, что хочет, чтобы я сдох.

А теперь развязочка.

Моей девушки на самом деле нет.

Я чувствую, как кто-то теребит меня за плечо.

Начинаю потихоньку приходить в себя. Постепенно покидать своё воспоминание.

Возвращаться к жизни.

И снова у меня такое ощущение, как будто в мой мозг только что закачали кучу информации, такое количество, которое мне сложно переварить.

Вставьте здесь кадр из фильма «Джонни-мнемоник» с Киану Ривзом, где в его мозг закачивают столько информации, что он чувствует, что вот-вот умрёт.

Теперь вы можете визуально представить, каково сейчас мне.

Я только что вспомнила всё своё детство.

И вспомнила, почему меня называли Порш.

И поняла, почему я взорвала свою школу.

Нет комментариев. В очередной раз я убедилась, почему я так не люблю людей. Надо будет попросить Крылова, чтобы он помог мне с этим справиться.

Меня снова теребят за плечо.

А, точно. Дима. Я же стою рядом с ним. Он предложил довезти меня до дома, и я согласилась. А потом узнала, какой марки его джип, и мне в голову пришло это последнее воспоминание.

Всё, вот я и в реальности.

Мысль ниоткуда: в своей ли я реальности?

Странная мысль.

Или странно, что она пришла мне в голову только сейчас, а не гораздо раньше?

Дима спрашивает:

— Вика, с тобой всё в порядке?

Я говорю:

— Вроде да. Я ещё кое-что вспомнила.

— Да? И что же? — с нескрываемым интересом спрашивает Дима.

— Неважно, — говорю я, — поехали на Партизанскую. Я хочу домой. Я слишком пьяна, слишком устала и слишком хочу спать.

— Да, конечно, понимаю. Садись в машину. Очень скоро будешь дома.

Он нажимает на кнопочку пульта сигнализации, и машина приветственно отзывается приятным писком. Двери открыты. Пожалуйста, входите.

Я сажусь в машину. Пристёгиваюсь. На всякий случай: а вдруг мы кого-нибудь собьём?

Или: в нас врежется огромный бензовоз, машину разнесёт от взрывной волны, а вместе с ней и нас с Димой, и от нас останутся одни только хаотично разбросанные по проезжей части кусочки плоти и море, море крови… Маленькие частички нас.

А может, я всё-таки параноик?

Не знаю. Но с «чёрным» воображением у меня, кажется, всё в порядке.

Если, разумеется, это вообще можно назвать порядком.

Дима садится за руль. Заводит двигатель.

Какой приятный звук… Мне нравится.

Мысль ниоткуда: «Тррррррнннннн!».

Вставьте здесь мою довольную улыбку.

И Дима трогает с места. Вы себе не представляете, что это такое — ехать в машине марки Порш. Это просто непередаваемо. Кстати, если представляете, то вы меня поймёте.

По пути записываю в ежедневник: «В своей ли я реальности?».

И ещё зачёркиваю ту строку, где я делала пометку о прозвище Порш.

Вот прямо сейчас я еду в крутой машине и всё же понимаю, что вовсе не зря меня называли Порш.

Ага.

Пока Дима везёт меня домой, точнее, к месту своего временного пребывания, я не произношу ни слова (Дима, видимо, решил оставить меня наедине с моими мыслями, и сконцентрировался на дороге), лишь только то и дело поглядывая в окно, за которым — ночной город с этими его неугасаемыми огнями, волнующими воображение. Определённо, ночная жизнь мне по вкусу, такие виды меня воистину вдохновляют, как бы размножают ощущение того, что я живу, что я здесь и сейчас , во сто крат, но вместе с тем я понимаю, что это — вовсе не та ночная жизнь, которой я когда-то жила, что моя ночная жизнь была какой-то другой, отличной от этой , не столь мне известной, и что меня как будто выдернули из моей реальности. Всё это вновь возвращает меня в ощущение этой непричастности к происходящему, и я снова понимаю, что всё это вызвано не столько моей потерей памяти, сколько конкретно тем, что я забыла.

Время уже не детское, и дороги свободны. Наслаждаясь видами ночной Москвы, через несколько минут я оказываюсь возле дома. Возле своего временного пристанища.

Когда же я вспомню, где я живу?

Поскорее бы. А то надоело уже быть бомжем. Бродягой. С кучей денег.

Дима говорит:

— Приехали. Тебя проводить?