Жан Эшноз - Полночь

Каждый из них закинул себе на шею руку Поля. По-братски деля его вес. Хорошо еще, что, напоминаю вам, Поль был ужасающе худ. И не переставал благодарить: Спасибо, друзья, спасибо.

Потом наступил момент, когда его надо было погрузить в машину. На переднее, конечно же, сиденье. В кабриолете сзади просто нет места. В настоящем, спортивном. Впритык на ребенка. Спереди, значит, в середину.

Между пловчихой, которая вновь села за руль, и. Муж навалился на Поля. И сподобился очередной благодарности.

Оставалась проблема. Ног. Длинных ног Поля. Никто не знал, что с ними делать. Не было и речи, чтобы закинуть их налево, в гущу педалей. Как и в центр, на консоль, из-за ручки скоростей. Пришлось разместить их в пустом пространстве справа, вместе с голыми ногами мужа. Ну и хватит, давайте дальше. В путь.

По дороге Поль несколько раз отключался, потом приходил в себя. Он не страдал. По меньшей мере в этом пункте врачи ошибались. Хотя. Возможно, все было еще впереди. Поль, быть может, все-таки не подошел к концу вплотную.

Выбор наяды пал на этот путь. Кабриолет въехал на обустроенную эспланаду, под которой раскинулись развлекательные заведения порта. Прилив подступал все выше. Раскачивались парусники. Слышалось бряцание канатов об алюминиевые мачты. Все в целом порождало ритмы доступной только черным сложности. Даже Поль не рискнул бы переложить их на нотный стан. Я, впрочем, уже упоминал, что ударные не слишком его интересовали.

Он открыл глаза и, поди знай почему, протянул руку и, поди знай почему, повернул зеркало заднего вида, пытаясь уловить в нем еще зримую часть самого себя. Полосу вверху лица. Глаза, возможно, его. Брови, которые он загнал до отказа вверх, изображая изумление, потом, нахмурившись, до отказа вниз, подражая недовольству. Ну а потом глаза, которые позволяли ему всем этим забавляться. Он их закрыл.

Наяда наблюдала за его ужимками. Когда он закончил то, что могло показаться ей разве что кокетливым посещением самого себя. Выражаясь куртуазно. Выправила зеркало. Оно ей было нужно.

Знала, как ехать дальше. Мы тоже. Не будем медлить, выезжая на лесную дорогу. Или прибрежную. По которой нам придется проехать примерно два километра. Пока не окажемся перед въездом. Слева от нас. Где табличка предупредит: «Лазурные струи. Частные владения. Вход запрещен».

Машина остановилась на насыпной площадке позади дома. Извлечь из нее Поля оказалось отнюдь не такой сложной задачей, как могло бы показаться. К нему вернулось немного сил. Он помогал им себе помогать. Все двери оставались открытыми. Вошли.

Поль настоял, чтобы его сгрузили на диван. Добравшись до большого салона. Софа цвета маренго была куда ближе. И не менее удобна. Даже более, но Поль настоял.

Удовольствие, что можешь наконец улечься. Блаженство. Породило. Вызвало появление на лице Поля улыбки. Склонившейся над ним пловчихе пришлось выпрямиться и повернуться к мужу. Ей надо было ему кое-что сказать. Почувствовала, как рука Поля сжимает ей предплечье. И склонилась над ним.

Поль сказал: Хочется, чтоб вы спели мне колыбельную. Она: Какую колыбельную? Он: Ту самую, что вы пели утром, когда меня разбудили. Она: А, понятно. Да-да, сейчас. С удовольствием.

Она выпрямилась. Повернулась к мужу. Подошла и в упор пробормотала: Он хочет, чтобы я спела ему Вуе Bye Blackbird. Он: Ты ее пела ему сегодня утром? Она: Да. Он: Почему? Она: Какая разница почему. Я тебя умоляю. Сделай усилие. Подыграй мне. Садись за пианино. И понежнее. Он же хочет колыбельную.

Муж подчинился. В белых тряпичных тапочках и восточном халате. Подошел к пианино. Уселся перед клавиатурой. Щелкнул раз-другой суставами пальцев. Бросил взгляд на стоявшие перед глазами ноты. Вздохнул, потом. Зная наизусть гармонии того, что Поль назвал колыбельной. Сымпровизировал вступление в ритме медленного, более чем медленного вальса.

Обернувшись и не прекращая играть. Играл очень тихо. Посмотрел на жену. В ожидании ее голоса. Он дожидался, она запела.

Путешествие на сем не закончилось. На этом направлении всегда одна и та же история. Три четверти пути покрываются с рекордной скоростью. Последняя же в режиме омнибуса. Бессмысленные остановки в несуществующих городках. В которых никто никогда не садится и не выходит. Ну и что? Куда ты хочешь добраться? Никуда. Ты права. Никакого значения. Люси больше незачем спешить. Она боялась добраться. Давно опустила шторку. Видела все лишь сквозь завесу серовато-бежевого тумана.

Она оказалась одна в четырехместном купе. Могла бы лечь и вздремнуть. Могла бы. На столике стакан. Бутылка с водой. Пачка сигарет. Голубая биковская зажигалка. Выкурила всего одну сигарету. Не в купе. Вагон же для некурящих. Пошла курить в вагон-ресторан.

Все-таки нет. В вагоне-ресторане выпила чашечку кофе и купила бутылку воды. И, лишь выпив свой достаточно горячий кофе, отправилась выкурить сигарету в вагон для курящих. Следующий вагон. И вступила в задымленное пространство со страхом на сердце.

Этот страх не имел ничего общего с представлением, с образом мертвого Поля, одинешенького на вилле. Или все общее. Скорее уж. Со страхом именно таким его и увидеть. И этот страх перекрывал все остальные. Всех их поддерживал. Удерживал ее в состоянии тотального страха, из-за которого она оказалась настолько чувствительной к тому, что увидела в вагоне-ресторане.

Еще более пугало присутствие этих двух мужчин из-за того, что вагон-ресторан был пуст. Войдя туда, Люси решила, что они вот-вот набросятся друг на друга. Сцепятся и забьют друг друга до смерти. Подозрительные, свирепые с виду типы. Два дикаря, которые издали наблюдали друг за другом, друг на друга собственно не глядя. Но на все это. Люси было наплевать. Что и страшило. Страшило до самого прибытия. Чего она не хотела. Чтобы при этом присутствовала сидевшая за кассой ресторана молоденькая девушка.

Девушка, кажется, не беспокоилась. Улыбнулась Люси. Вернула ей лишние деньга, и Люси подумала: Все дело во мне. Сама вбила себе в голову. Просто потрясена. Она все еще думала об этом, когда поезд благополучно остановился. Она приехала.

Вышла на перрон. Пала, как и муж, жертвой жуткого перепада температур. Разница градусов десять, не меньше. Между вагоном с кондиционером и солнцепеком снаружи. В куда лучшем состоянии, нежели Поль. Можно даже сказать, в полном здравии. Все шло гладко. До сих пор везло. С ней было все в порядке. Да и смерть Поль взял на себя. Наконец напрямую. Вот так. И ничего тут не поделаешь. Нужно с этим смириться. Или нет. Люси с этим не смирилась.

Как бы там ни было. Лучше мужа перенесла температурный удар. Ни удушья, ни головокружения. Быстро приноровилась дышать прогретым воздухом. И, смешавшись с прочими путешественниками, направилась по залитому среди прекрасной сельской зелени солнцем перрону.