Никита Высоцкий - Высоцкий. Спасибо, что живой.

— Зачем?

— Проверка документов.

Татьяна пошла рядом с сержантом к зданию автовокзала. Несколько женщин и детей, сидя на корточках у стены, прятались от солнца.

Сержант открыл дверь и пропустил Татьяну в темное помещение автовокзала. На самом деле это был длинный одноэтажный барак с надписью «Бухара». Внутри было прохладно и темно.

Милиционер открыл дверь с надписью «Комната матери и ребенка». Внутри за пеленальным столиком сидел плотный мужчина в светлой рубашке с короткими рукавами. Файзиев отдал ему паспорт Татьяны и удалился.

Михалыч раскрыл паспорт и посмотрел на дату рождения. Девятнадцать лет. Это ж кем надо быть, чтобы отправить в такое путешествие ребенка, да еще и с «препаратом»?.. Михалыча охватила невероятная жалость к этой ничего не понимающей красивой девочке. И — злоба, жгучая, до тошноты, по отношению к гастролерам. Несколько секунд он глядел на фото в паспорте.

— Татьяна Петровна, сумочку откройте, пожалуйста.

Помедлив, Татьяна открыла замок, поставила сумку на стол и отступила на шаг. Неторопливым, уверенным движением Михалыч извлек коробку с надписью «ZЕВО-ZЕВО».

— Ничего не хотите мне сказать? — поинтересовался он.

— Нет.

Он снял с коробки крышку, достал небольшой сверток и развернул его на пеленальном столике. Там оказалось четыре упаковки ампул и металлическая коробочка. Михалыч раскрыл коробочку. В ней на марле лежали два шприца.

— С какой целью прибыли из Москвы? — спросил он.

— У меня здесь друзья.

— Друзья? — Михалыч обошел стол и присел на стул перед Татьяной. — Это для них?

— Это лекарство... Мое лекарство.

Неожиданно он схватил ее за руку и быстро задрал рукав. Помедлив, Татьяна высвободилась. Он взял ее за вторую руку. Она опять попробовала дернуться, но теперь он держал крепко. Нарочито медленно закатал ей второй рукав. Посмотрел Татьяне в глаза.

— Нет. Не ваше. — Он указал на упаковки ампул: — Это лекарство внутривенное.

— Я забыла выложить... В Москве.

— «Забыла выложить...»Ну ты хоть понимаешь, что решается судьба твоя? Приобретение, хранение и транспортировка наркотиков — пять-семь лет.

Татьяна молчала.

— Женские зоны в основном за Уралом... Ты покрываешь кого-то? Они забудут тебя завтра же. Ну так как? «Забыла выложить»?

— Да.

— Город Анадырь знаешь?

— Я там родилась, — неожиданно зло сказала Таня и с вызовом посмотрела на Михалыча.

Помолчали. Он вдруг увидел абсолютно взрослого человека, вполне отдающего себе отчет в том, что происходит. Во взгляде Татьяны читались неприкрытая злость и презрение. Михалыч понял, что разговаривать с ней бесполезно, а жалеть глупо.

— Ну что ж... Значит, ошибся я. Пиши.

— Что писать?

Михалыч положил перед Таней лист бумаги и ручку и стал диктовать, медленно прохаживаясь по комнате. Татьяна послушно начала писать.

— «Объяснительная. Медицинские препараты, которые я привезла с собой из Москвы, принадлежат мне». Укажем количество: сорок ампул по два кубических сантиметра. Название препарата «Омнопон». Число, подпись. А здесь я напишу, что составлено в моем присутствии.

Он взял объяснительную, пробежал глазами, сунул ее в папку.

— Все. Иди.

— Куда?

— Куда шла. Я же говорю: ошибся. Могу я хоть раз ошибиться?

— А я могу забрать? — она указала на ампулы.

— Конечно. — Он взял одну из ампул, повертел в руке и положил обратно. — Мне-то зачем столько «Омнопона»?

Татьяна быстро сложила все в обувную коробку и сунула ее в сумку.

— До свидания?

— До свиданья.

— Спасибо.

Она повернулась и вышла из комнаты, забыв забрать паспорт.

Михалыч проводил ее взглядом. «И девицу эту вместе со всеми... Ей уже не помочь!» — решил Виктор Михайлович. Стало легче.

* * *

Татьяна влетела во Дворец культуры. Дождавшись, пока она исчезнет в глубине здания, Михалыч вышел из машины и направился к служебному входу.

— Кибиров! Людей на служебный вход. Быстро. Я буду через минуту, — приказал он в рацию.

* * *

Зал был забит до отказа, люди сидели в проходах, на корточках перед сценой, даже в ложах освещения. И все внимательно слушали Высоцкого, очень тихо говорившего со сцены. Он читал монолог Гамлета:

Слезы не давали возможности хорошо разглядеть Володю. Но Тане достаточно было голоса: «Он здесь».

— Например, сочинительство, — доносилось со сцены. — Тоже дело тонкое. Я занимаюсь этим двадцать лет, и я буду обязательно продолжать писать для вас песни, но, знаете, с каждым разом как-то трудней и трудней. И тут не годы, не усталость, а, знаете, как в шахте угольной. Все выбрали, а слой все глубже уходит и тоньше становится. Доставать уголь все сложнее и опаснее. И тогда они взрывают породу. Бывает так, что и впустую. Выбрали после взрыва все, а слоя-то больше и нет—кончился! А бывает, что вот он—уголек, только бери...

На улице возле служебного входа Михалыч вполголоса давал указания Кибирову и нескольким оперативникам:

— Значит, так. Он заканчивает, уходит. Сразу вы двое — к дверям, встаньте туда и никого посторонних в коридор не пускайте. Остальные — на заднюю лестницу. Ждите моей команды и входите. Всех, кто в коридоре, — по комнатам. Порезче, погрубее. Кому не нравится — можно в рыло. Никаких объяснений. Ждать меня. Еще понятых — два человека.

— Все ясно, Виктор Михалыч. Исраилов здесь.

— Где?

— Сидел в зале, а сейчас в буфете чай пьет.

— Что это он? Война началась? Ладно, я к нему. Да... вот еще что. В раздевалке у гастролера будет дорожная коричневая сумка. В ней ампулы—несколько упаковок. Когда войдете, найди их и держи у себя, пока не приду. Всё, работайте.

Михалыч развернулся и направился к главному входу.

Стараясь не мешать зрителям, Татьяна прошла по центральному проходу, протиснулась между сидящими на ступеньках людьми. У самой сцены она наклонилась и скользнула к левому порталу. Уже в самом углу зала она выпрямилась и проскочила за кулисы. На нее никто даже внимания не обратил — все не сводили глаз с Высоцкого.

Паша был поражен. Сколько раз доводилось ему видеть, как Володя пением гипнотизирует публику, но такого не случалось еще никогда. Простым рассказом о работе он держал в оцепенении зал уже больше часа. И сам Паша не мог оторваться от сцены.

Однако, заметив Татьяну у противоположной кулисы, Паша сразу же бросился к ней, огибая сцену за задником.

— Танечка, золотце, привезла? Давай! — Он забрал у Ткни сумку. — Знаешь что? Он в жутком состоянии. Он тебя сразу в Москву отправит. Давай-ка я тебя в гостиницу сразу.

— Паша, я...