Дмитрий Дмитрий - Петербургские хроники. Роман-дневник 1983-2010

Дед родился в страшно далеком от меня 1860 году, за год до отмены крепостного права. Я родился на макушке следующего века, в один год с нашей атомной бомбой. Между нами несколько войн и революций, коллективизация и индустриализация, репрессии и выселения, крестьянские мятежи и голод… Что я мог вызнать? Из какой молдавской деревни его, смуглого лобастого паренька, отправили учиться в Киевский университет? Допустим, вызнаю. А что найдешь на деревенском погосте чужого уже государства?.. Ничего. По нему, быть может, уже бежит асфальтовое шоссе в районный центр.

4. Результаты предварительных архивных поисков, которые провело частное генеалогическое бюро, ошеломили меня. Они не лезли ни в какие ворота семейных легенд.

Выяснилось, что дед Бузни, крестьянский самородок, происходит из родовитых молдавских бояр, чья поколенная роспись велась с 1611 года, а в 1820 году, уже после присоединения Молдовы к России, их род был внесен в высшую шестую часть дворянской родословной книги по Бессарабской губернии Российской империи.

Вот тебе и дедушка-марксист, друг Мичурина!

Я мысленно снял шляпу перед родителями-конспираторами! Правда, участие деда в революционных делах подтвердилось. Будучи гимназистом и членом каменец-подольской организации «Народная воля», мой будущий дед в 1880 году «переписывал и распространял прокламации, призывающие к неповиновению верховной власти», а при «арестовании проглотил ключ от шкафа, в котором оныя хранились». Ссылка в Иркутскую губернию была заменена по ходатайству суда шестью месяцами тюремного заключения, уже отбытыми во время следствия.

Сведения о революционных делах деда Бузни нашлись в Украинском государственном историческом архиве, который прислал мне копии протоколов допроса, в биографическом справочнике «Молодежь и революция» и в газете «Киевлянин» за август 1880 года, печатавшей отчет о заседании военно-окружного суда. В газете были даже даны словесный портрет моего деда-гимназиста и его манера держаться.

Конечно, всё это выяснилось не сразу, не в один день. На первых порах я пользовался услугами частного генеалогического бюро, рассылал веером запросы, сидел в архивах и библиотеках, штудировал историю Румынии и Молдовы, перечитал кучу справочников, энциклопедий и даже исторических романов. Нам с женой пришлось дважды съездить в Молдову, где на берегу Днестра сохранились пять сёл родовой вотчины Бузни, знакомиться с местными историками и краеведами, мотаться по церквям и монастырям, просматривать и копировать исповедальные книги сельских церквушек, поутру, до жары, соскабливать с могильных крестов мох, переписывать и фотографировать надписи. Но и находки были замечательные! В церкви села Кременчуг Сорокского уезда, которую строил мой пращур, мы вместе с председателем сельсовета Анатолием Пынзарём, в доме которого мы с женой остановились, нашли в списках прихожан и его, и моих предков. Его прадед числился отставным солдатом и старостой церкви. И мы обнялись с Анатолием на зеленом берегу Днестра, как обнимались в Пасху наши с ним предки. А потом также обнялись на гранитной набережной Невы, когда он с семьей приехал к нам в Питер. И Молдова стала жить во мне теплыми воспоминаниями о щедрой земле и людях.

5. Если первый дед в силу своего дворянства подарил мне поколенную роспись сразу до 1611 года, то с дедом, чью фамилию я носил, всё оказалось значительно сложнее.

По одной из версий, исходившей от старшей сестры, дед по отцу был то ли престижным архитектором, сбежавшим в буржуазную Польшу, то ли извозчиком, умершим в пыльных лопухах по дороге за водкой. Поэтому, дескать, папа и не любил распространяться о своем родителе. Были и другие версии, но о них умолчу.

Сначала, в силу возможного греческого происхождения моего предка, генеалоги просмотрели картотеку МВД Российской империи, содержащую сведения о перемене подданства выходцами из различных стран (в т. ч. — Греции) за 1797–1917 гг., и обнаружили, что «Каралисы в ней не числятся».

Иногда мне хотелось поклониться бюрократам Российской империи! И воспеть гимн архивариусам! Какая огромная машина тикала шестереночками министерств, губерний, уездов, колесиками департаментов, рождая циркуляры, справки, сводки, ведомости и высочайшие повеления… В наше время всеобщей компьютеризации справку о том, что ты желтухой в прошлом году не болел, фиг получишь, а тут — меняли ли твои предки вероисповедание два века назад, въезжали ли они в Российскую империю — пожалуйста, смотрите, вникайте. Класс!

Затем частные сыскари слегка прокололись: нашли моего деда в справочнике «Весь Петроград» за 1917 год (он снимал квартиру на углу Невского проспекта и Пушкинской улицы), но не разглядели мелкую надпись, означавшую его общественное положение, и сообщили мне, что «род занятий, к сожалению, не известен». И я год с лишним искал деда окольными путями — через газеты, в которых печатались списки выборщиков при выборах в городскую и Государственную думы, добывал закладные дела по дому на Невском проспекте, где обычно перечислялись все жильцы с указанием статуса и вносимой квартирной платы. Просмотрел в архивах всё, что касалось архитекторов и извозчиков, — ноль!

Дед сам вышел ко мне навстречу — ткнувшись в руки этим самым справочником «Весь Петроград» за 1917 год, и я с помощью лупы и библиотекаря Библиотеки Академии наук расшифровал ту мелкую надпись, которую пропустили частные архивисты: «прчк» — означало поручик! Вот тебе и извозчики с архитекторами! Но теперь требовалось убедиться, что найденный в справочнике поручик с совпадающими фамилией, именем и отчеством является моим дедом. Нам, как говорится, чужого не надо, но и своего не отдадим!

Военно-исторический архив довольно быстро прислал мне «Полный послужной список штабс-капитана 93-го пехотного Иркутского полка Каралиса Павла Константиновича», составленный на пятнадцати листах в августе 1917 года, и по именам детей и жены я убедился, что это мой дедушка.

Коротко. Начал Первую мировую войну прапорщиком запаса, закончил штабс-капитаном. Командовал ротами. Пять боевых орденов. Был в мясорубке под прусским городом Сольдау, где полегли тысячи русских солдат и застрелился командующий армией генерал Самсонов. Там дедушка получил свой первый боевой орден — Святой Анны с надписью «За храбрость». Ранения, контузии. Последнее фронтовое дело — участие в наступательных боях на реке Стоходе, где он «в бою у фольварка Эмилин от разрыва бризантного снаряда получил контузию правой половины головы и ног». Эвакуация с театра военных действий. Госпиталь. И — «назначен для занятий в техническую часть Главного артиллерийского управления».