Дмитрий Дмитрий - Петербургские хроники. Роман-дневник 1983-2010

А потом ехал к себе на Васильевский, как больной или влюбленный.

27 мая 2005 г. Петербург.

Начали монтировать фильм.

19 июня 2005 г.

Только увидев взъерошенного Ника Романецкого, который ходил со списком неотложных дел и давал девчонкам советы, как правильно гладить знамена, чтобы не спалить сиреневую шелковистую материю, вспомнил, что послезавтра — церемония «АБС-премии».

20 июня 2005 г. Петербург.

От Бориса Стругацкого:

Дорогой Дима! Кажется, я развалился — очень не вовремя. Мало того, что радикулит меня разбил, так я еще и отравился какой-то сволочью. Конечно, я постараюсь оклематься до завтра, но надо готовиться к худшему. В крайнем случае, проведете церемонию без меня. Вы будете председательствовать, а запечатанные конверты я передам водителю Мише завтра утром. Такая вот незадача. Старость, ничего не поделаешь.

Ваш БНС

21 июня 2005 г. Петербург.

Борису Стругацкому:

Дорогой Борис Натанович, докладываю, что всё прошло успешно в той мере, какой могло пройти без Вас.

Поправляйтесь! Первый тост во время «Пикника на обочине» был за Ваше здоровье!

Ваш Дмитрий Каралис

От Бориса Стругацкого:

Дорогой Дима! Спасибо за добрую весть! Обошлось — и слава Богу! В конце концов, это даже полезно: потренироваться в ожидании неизбежного, увы, момента, когда шеф уйдет на бессрочный бюллетень. Впрочем, я пока, кажется, поправляюсь — «бегаю по делам службы» (как говаривал мой тесть-генерал) во всяком случае значительно реже.

Всем привет, Ваш БНС

29 июня 2005 г. Зеленогорск.

Сдали фильм заказчику. Наскандалились с режиссером выше крыши — и фильм получился. О чем и сказал режиссеру. Она с улыбкой кивнула: «Спасибо!» Три части, хронометраж 39 минут. Берет за душу. Отдал сыновний долг.

Господь вознаградил меня. В кадрах кинохроники, посвященных прибытию первого поезда на разрушенный Финляндский вокзал 7 февраля 1943 года, я разглядел в толпе свою маму. Попросил монтажера остановить, отмотать назад, увеличить. Да, это была мама! Она улыбалась вместе со всеми, радостно кричала что-то! Я долго молчал, вглядываясь в знакомые по единственной фотографии тех лет черты. Режиссер, с которой мы до этого шипели друг на друга, видно, поняла, и замолчала. «Мама, — сказал я. — Моя мама!» У меня не было никаких сомнений. И потом дома, уже с диска, я смотрел на эти кадры в полторы секунды, и не мог насмотреться. На Финляндском вокзале — митинг. Бодрые военные в тугих полушубках и новеньких валенках, портупеи, радостные улыбки горожан, глухие аплодисменты варежками в морозном воздухе.

Сцена прибытия первого поезда явно постановочная, хроникальная лишь отчасти. И мама в чужом зимнем пальто с цигейковым воротником, которого у нее никогда не было, как сказали сестры. То ли опять взяла у соседки, то ли выдали на съемки.

У мамы долго не было зимнего пальто. За несколько лет до смерти, когда дети уже встали на ноги, мама сшила первое зимнее пальто на ватине с песцовым воротником — бледно-сиреневого цвета. До этого ходила в черном демисезонном, которое называла семисезонным…

30 июня 2005 г. Петербург.

Солнечный денек. На газоне возле безобразного памятника академику Сахарову, прозванного Дуремаром, паслись две лошадки, из тех, на которых катают туристов. Их хозяйки, сидели на траве, курили и потягивали пепси из желтых, как цветы одуванчика, стаканчиков.

Поехал в центр. С Дворцового моста было хорошо видно, как речной трамвайчик, разворачиваясь по подкове, огораживает озерцо спокойной воды на поверхности Невы — и в нем проявилось перевернутое отражение Эрмитажа; кораблик вошел под мост, и зелено-белая картинка затянулась рябью.

1 июля 2005 г. Петербург.

Приезжала Надежда Ш. из Москвы — ухаживать за больной мамой. Одноклассница, моя первая взрослая любовь. Открылась любовь на выпускном вечере. В школе мы слегка сторонились друг друга, держались с прохладцей. И вдруг — поцелуй в ее парадной. Держались за руки, жарко признались, что давно нравились друг другу. Стояли у окна до утра, пока люди не пошли на работу.

Стали встречаться.

И вот, через тридцать три года сидим в уличном кафе возле метро Василеостровская, где поставили вагончик конки с гипсовыми лошадьми и бородатым конюхом, и вспоминаем школьные годы.

Она замужем за генерал-лейтенантом, вернее — он стал генералом, а выходила за курсанта. Преподает музыку в детском саду. Изменилась мало. Располнела немного, но дух тот же — веселый, общительный; вспоминали, как ходили в походы, устраивали вечеринки. Тепло и светло было на душе. Подарил ей свои новые книги.

И вдруг возникло чувство вины. Почему? У нее в жизни все хорошо — муж генерал, тесть был генералом, хорошая квартира в Москве, двое детей, внуки, часто ездят по курортам, а у меня — чувство вины.

Я заметил: женщины умеют так повернуть разговор, так вспомнить ветку сирени, уроненную белой ночью в Неву, что почувствуешь себя виноватым и через сорок лет.

«За то, что было — отвечать мужчине, а женщине — за то, что не сбылось» (Вячеслав Андреев, питерский поэт).

2 июля 2005 г. Петербург.

Попросил священника Андреевского собора отца Константина быть моим духовником. Священник сказал: «Новых не беру, но ходите, а там посмотрим». Встречались несколько раз. После службы к нему очередь. Много молодых девиц. Он всех выслушивает, дает советы, напутствия. Я решил похвастаться, подарил ему «Записки ретроразведчика» — вполне, думаю, христианская вещь, всего несколько драк и небольшие, с уклоном в покаяние, воспоминания о бурной молодости — не стыдно. Он взял и рассказал анекдот. В аду грешников варят в котлах. Костер под одним грешником быстро погас, а под другим горит и горит. Страдалец взмолился: почему такая несправедливость? Ему черти отвечают: он воришка, и мы спалили всё, что он украл, а ты писатель — твои книги еще долго гореть будут…

Мы стояли у деревянного золоченого алтаря, и меня потянуло не спрашивать советов, а давать. И кому? Церкви! Новый реформатор выискался, Мартин Лютер двадцать первого века, прости меня, Господи! Я посетовал (с оговоркой: возможно, мои мысли еретические), что трудно разбирать тексты, написанные церковнославянским языком. Сколько бы, дескать, добавилось паствы в церквях, кабы службу вели на современном русском языке. Подтянулась бы молодежь, да и остальным было бы легче. А то стоишь иногда и ничего, кроме «Отче наш», не понимаешь.

Отец Константин покивал и сказал, что раньше и он так думал. А начал учиться, и всё понял. Молитвы на церковнославянском носят сакральный смысл, их переделывать нельзя.

— Если идти по этому пути, дойдем до ереси. Почему, например, не сделать молитвы для заключенных, на уголовном жаргоне? Господь — пахан, ангелы — шестерки и т. д. Или вести службу на молодежном сленге…