Дмитрий Дмитрий - Петербургские хроники. Роман-дневник 1983-2010

Сон к тому же был абсурдистско-символическим. Женя рисует галерею второго этажа, по которой он в толпе людей ходит с руками за спиной. На первом этаже — овальный стол с яствами и вокруг него толпятся голодные люди. Все знают, что со стола брать нельзя — тебя уведет косматая старуха с косой. И точно! Кто-то хватает бутерброд с сочной бужениной, начинает жадно глотать, и косматая с косой — серая, в истлевшем платье, как с картинки, — уводит человека в темноту, которая окружает стол. Слышно, как он воет. Кто-то хватает бутерброд с икрой, наливает в рюмку коньяк, ест, пьет — к нему тянется костлявая рука…

Потом является священник и выводит его на свет.

Женя сказал, что следователь, постукивая авторучкой, интересовался, кому на Западе подследственный собирался передать сей пасквиль на советскую действительность.

«Это сон!» — говорю. А он только ухмыляется: «Знаем мы такие сны!» Но ничего пришить не смог. А чего пришьешь? За сон же не посадишь, правильно?.. Два года «химии» за три побелевших патрона от мелкашки. Подделка документов не катит — характеристика не финансовый документ, а из райкома нажали, ну они и прогнулись. Экспертиза показала, что патроны боеспособны и если выстрелить в висок, то можно убить человека…

— Два года «химии» за три старых ржавых патрона от мелкашки! — говорю я. — Это трансцендентно. За пределами сознания.

— Да, — соглашается Женя, — партийно-ментовский беспредел…

У Евгения хорошая семья, две дочери, сейчас он помогает восстанавливать церковь Святителя Николая при Военно-медицинской академии — возит на своей машинке стройматериалы, заменяет сантехнику.

20 декабря 2005 г. Петербург.

Сегодня сдал в рукописный отдел Пушкинского дома свой писательский архив — коробку и пакет: дневники (1982–1992 гг.), переписку с редакциями, фото, рукописи и проч.

Зима задерживается, был едва ли не первый снежный день, я погрузил в машину две коробки бумаг и фотографий. Отвез. Сдал под расписку. Мне сообщили номер личного фонда и номер фонда Центра современной литературы и книги — там почти вся история Центра за восемь лет существования.

Важнее описанного в дневниках только ненаписанное.

9 января 2006 г.

Позвонили из Союза писателей и спросили, не могу ли я «выдать орден „Знак Почета“ Борису Стругацкому, когда он придет на свой семинар». В свое время Борис Натанович в Смольный ехать не захотел, и орден проболтался в наградном отделе. Его передали в Союз писателей. Там он тоже пролежал изрядно долго — Борис Стругацкий вышел из приемной комиссии и в Союзе не появлялся. И вот они готовы отдать орден мне, чтобы я «выдал Стругацкому». Я сказал, что ордена торжественно вручают разные официальные лица, у которых был красный диплом, а не выдают всякие шаромыжники, вроде меня, у которых был красный дневник. «Ну какой же вы шаромыжник, Дмитрий Николаевич, вы у нас лицо почти официальное!» — запели на том конце провода. «Ладно, — согласился я, — давайте. А то еще потеряете, или кто-нибудь схватит, да носить будет. У нас это запросто».

Я попросил председателя комитета по культуре народного артиста России Николая Бурова, и тот перед началом семинара торжественно вручил, сказав теплые слова. Некоторая нелепость ситуации заключалась в том, что указ президента о награждении был издан 1 сентября 2003 г., а на дворе — 2006-й. Награда, как говорится, нашла героя.

Б. Н. в ответном слове сказал, что его мама, заслуженный учитель РСФСР, тоже была награждена орденом, который назывался «Знак Почета», это было другое государство, другие времена. Но теперь он понимает: для того, чтобы получить орден, надо что-то в своей жизни сделать полезное. Мама воспитала много достойных и заметных учеников — композитора Станислава Пожлакова, путешественника Юрия Сенкевича, кинорежиссера Татарского… Конечно, этот орден — не ему лично, а писателю, которого уже нет — писателю «Братья Стругацкие», Аркадию и Борису.

Борис Натанович говорил внятно, но волновался. И молодежь семинара, вечная фронда, притихла, а потом долго хлопала.

После вручения перешли к повестке дня семинара…

11 января 2006 г.

Минувшим летом ехал по Приозерскому шоссе к теще, и показалось, что на фанерной стрелке, указывающей в лес, написано «Бесплатное кафе». Запрыгали мысли, фантастические догадки, возникла сюжетная ситуация . Развиваю тему, вижу отдельные эпизоды. Написал страниц сорок черновиков. Может, вырастет фантасмагорический роман?

16 января 2006 г.

Вчера с Ольгой принимали гостей по случаю серебряной свадьбы.

Скворцов: «Когда я встречаю своего старинного приятеля — трудягу-работягу, и он в ватнике, я знаю, кто его обокрал».

Надежда рассказывала, как они с внучкой Машей ездили отдыхать в Арабские Эмираты, и туда специально приехал сын заместителя министра внутренних дел, юноша, который ухаживал за ней. Приехал с мамой, сняли чудесные апартаменты…

— На какие же деньги? — спрашиваю. — Откуда у сына министра такие возможности?

Саша перечислил возможные источники денег в милицейской кубышке, добавив: «Всё к нему сходится…»

— Да брось ты, Саша, они нормальные люди, — заступилась сестра. — Очень симпатичные, и мальчишечка такой воспитанный. Записку Машке написал: «Выйди в холл, будет сюрприз!». Я пошла на разведку и с ним столкнулась, он засмущался…

На ночь читал Вадима Кожинова «Россия век ХХ. 1901–1939». Он пишет, как Корней Чуковский однажды отправил Сталину письмо-донос на современную молодежь, мальчишек, которые, как ему казалось, ведут себя социально-опасно: стреляют из рогаток, бросают пригоршни пыли в глаза обезьяне, лазают по карманам… С именами, фамилиями, указанием школ и классов, в которых они учатся. Вывод: нужны трудколонии для детей 7–8 лет, нужно создать особое ведомство, во главе колоний поставить военного, ввести суровый режим, земледельческая работа. «…я обращался в различные инстанции, но решительно ничего не добился… Я не сомневаюсь, что Вы, при всех Ваших титанически-огромных трудах, незамедлительно примете мудрые меры…

С глубоким почитанием писатель К. Чуковский»

Сталин не оправдал его надежд — детского ГУЛАГа создавать не стал.

В начале 80-х прошлого века я читал «Дневники» Чуковского (кажется, в «Юности»), и они произвели самое благоприятное впечатление — Чуковский представал в них личностью стойкой, волевой и порядочной. Помню, я отметил в своих дневниках, что после чтения дневников Чуковского почувствовал себя тверже…

Н-да…

Еще Кожинов пишет: из того же дневника Чуковского ясно, что такие люди, как Борис Пастернак, Юрий Тынянов, Бабель, Зощенко, Вс. Иванов, Маршак, Олеша, Паустовский, Шкловский и др. знаменитые делегаты писательского съезда полностью разделяли его преклонение перед Сталиным.