Дмитрий Дмитрий - Петербургские хроники. Роман-дневник 1983-2010

Серьезно, я Вам просто благодарен за эту публикацию — как участник той войны, прослуживший ровно шесть лет солдатом…

Большой привет Оле, приезжайте еще вместе с ней.

Ваш Николай Сергеевич Савостин.

Кишинев.

11 февраля 2006 г.

В «Невском времени» — моя статья про «Сайгон». Написал ее после просмотра по «Пятому каналу» передачи Льва Лурье из серии «Культурный слой». «Сайгон» в этой передаче вырос до размеров Эрмитажа по части своего культурного значения для города и мировой культуры.

Последнее время усиленно создается миф о кафетерии «Сайгон», как оазисе неформальной культуры Ленинграда, о месте, где при советской власти собирались диссиденты и богема.

Фильм из цикла «Культурный слой», показанный по пятому каналу, пытается убедить зрителя: «В «Сайгоне» на углу Владимирского и Невского создавалась вторая, параллельная, культура! Там обитал андеграунд, неформалы искусства! Собиравшиеся в кафетерии были под надзором КГБ, задыхались под гнетом цензуры, но не сдавались!»

Сейчас, когда половина завсегдатаев этого кафетерия разъехалась по миру, а вторая занялась чем угодно, но только не искусством, разговоры о дерзком «Сайгоне» в центре города приобретают навязчивый характер, как рассуждения постаревшей тетушки о своем былом шарме и толпе поклонников.

В Интернете можно найти утверждения, что кафетерий «Сайгон» был очагом бунтарства в СССР, моделью будущей перестройки. Одна исследовательница пишет: «Люди „Сайгона“ создавали гражданское общество и делали вид, что социалистический мир вокруг них не существует. „Сайгон“ был системным протестом против доминировавшей системы и анклавом сексуальной революции 1970-х годов в России. Для многих компаний „Сайгона“ были характерны промискуитетные отношения». Насчет промискуитетных отношений — беспорядочных половых связей, — возможно, и верно, но как это связывается с культурой нашего города?

А туда, говорят, захаживали Бродский и Довлатов! Простите, но мест, включая места общего пользования, в которые захаживали Бродский, равно как и Толстой, Пушкин, Достоевский и другие знаменитости, в нашем городе предостаточно. Важно, с какой целью они туда захаживали, и что осталось в истории культуры, после их посещения. У молодых людей, не знавших реалий «Сайгона», может возникнуть картинка: опершись на стол-гриб, стоят голова к голове будущие великие поэты, непризнанные художники, музыканты, скульпторы, слушают запретные стихи, потягивают кофе с коньячком, мурлыкают некий диссидентский гимн на слова Окуджавы или Пушкина. Революционеры-подпольщики в нескольких троллейбусных остановках от Управления КГБ!

Если воспринимать такую картинку всерьез, то следует повесить мемориальную доску: «Здесь, маскируясь под мелких спекулянтов, сутенеров, фарцовщиков и сводников, долгие годы собиралась оппозиционно настроенная богемная молодежь и диссиденты Ленинграда. Здесь пили кофе, портвейны, шепотом читали запретные стихи, строили планы революционного обновления страны и — обманывая КГБ! — исподволь готовили свержение коммунистической диктатуры и создание гражданского общества»…

А если по совести, то всякому ленинградцу, в 70-е — 80-е заходившему в этот кафетерий, в глаза бросалась одна и та же картинка: лохматые, с крошками в бороде, хихикающие — стоят и трендят целыми днями. То ли им делать нечего, то ли ничего не умеют. Места, где собирались дельцы разных направлений — спекулянты пластинками, фарцовщики, купи-продай и тому подобное — в городе были. Например, «галёра» Гостиного Двора. Но зачем мифологизировать один из «толчков» и относить его к культурному слою?

Всё проверяется результатом. Что создал этот андеграунд, кроме шума через десяток лет после закрытия кафетерия? Предъявите!.. Только, чур, не просто называть имена входивших и выходивших в угловую дверь, а тех, кого связали знаменательные события с этим местом. Может, кто-то прочитал крамольный манифест в «Сайгоне»? А кто-то назначил явку для передачи запрещенной рукописи (просьба указать название и автора). А вот этот господин дал пощечину ненавистному работнику цензуры. А четвертый в списке — рассказал дерзкий политический анекдот, за который его посадили. И тому подобные историко-культурные факты, достойные народной памяти.

Каждый волен представлять свою молодость в героико-романтических тонах: мы борцы с режимом, мы андеграунд! мы вторая культура! — и даже рассказывать о ней детям и внукам, попивая с ними чай на веранде под небом голубым. Но вешать лапшу на уши чужим детям и внукам, а также их отцам и дедам, которые не с Луны свалились, — занятие несерьезное.

Мой гнев находит в пространстве чистого листа бумаги вполне изысканные формы. Помню этих бородатых козликов, что стояли в «Сайгоне» и хохотали, поглядывая на посторонних, как на изгоев. Знал некоторых через своего приятеля Джексона. Страдальцы, мля! Ничего тяжелее бутылки портвейна в руках не державшие.

22 февраля 2006 г.

В «Литературной газете» — моя большая статья «Суд над победителями».

Судят мертвых. Судят наших предков, спасших мир от фашизма, — отцов, дедов, прадедов.

При этом делается вид, что так и принято в культурных странах — предъявлять погибшим счета за то, что они погибли: «Неправильно воевали с коричневой чумой! Позволили гнать себя в бой без нужного оружия! Не сопротивлялись произволу комиссаров!»

Судилище дошло до национальных героев и даже русских святых, канонизированных православной церковью. ‹…›

…Или вот рукопись книги о Петербурге. Цитатам нет конца, к каждой главе — два десятка сносок. Прекрасный справочный аппарат. Какая мысль утверждается? Царь Петр I — русский фашист, при строительстве Петербурга не соблюдал права человека, поэтому в облике города заложена эстетика умирания, разложения, о чем неоднократно вздыхали поэты Серебряного века. Петербургская власть только и делала, что издевалась над горожанами, морила их голодом, у Жданова на заднем дворе Смольного в блокаду паслась личная корова, а сам он пожирал персики тазами и был ничтожеством и трусом. В построенном на костях городе народ зверел, одуревал от непосильной работы на советских заводах, бросался на творческую интеллигенцию, которую коммунисты не отпускали за границу. И вообще, в своей массе русский народ жесток, примитивен, охвачен ксенофобией. Эдакий «Бандитский Петербург» в историческом разрезе. Браво! ‹…›

Что-то еще найдут в нашей истории? Кому мы еще окажемся должны?..

Странная дальнозоркость обнаруживается у подобных исследователей российской жизни. Обличительного пафоса и гнева хватает только на дела прошедшие: «Ах, негодяй Петр! Ах, душегуб Ленин! Ах, шизофреник Сталин! Ах, кукурузник и мужлан Хрущёв!» Но перст указующий вянет, и горящие очи гаснут, едва дело доходит до несправедливости нынешних дней: роскоши олигархов на фоне нищеты и неестественной убыли народов России, бомбежек Югославии и агрессии против Ирака, американских тюрем, где пытают людей и унижают их человеческое достоинство. Пусть весь Север с Чукоткой вымрут — никто из такого рода обличителей и глазом не моргнет, но если в край декабристов этапируют проворовавшегося нефтяного олигарха, визг и шум поднимаются изрядные, словно ссылать преступника севернее Лондона — грубое нарушение прав человека!