Ларс Хусум - Мой друг Иисус Христос

Свищ и Велик восторженно переглянулись, после чего Свищ высказался:

– Мне кажется, нам всем стоит поехать в Копенгаген.

Его идея довольно быстро нашла поддержку у остальных, поскольку мы могли действовать более плодотворно, находясь не в Ютландии, а поближе к Бриану и Силье. Против был только я один. И я осознавал, что протестую исключительно из-за своего страха. У меня не было никаких аргументов, я просто сказал: «Я не хочу». Они поинтересовались почему, и я промычал снова: «Просто не хочется». Тогда они спросили, не страшно ли мне. И тогда я признался, что страшно.

– Но мы же поедем с тобой. Ты будешь не один, – сказала Марианна, и я не смог отказаться.

И вот мы отправились в Копенгаген, все, кроме Карен, которая осталась дома с Каем – она не могла уехать, не узнав, когда вернется. У остальных не было в Тарме никаких обязательств. Свищ и Велик оставили работу – они в любой момент могли вернуться к ней, так как в Тарме был дефицит механиков. Марианна была уволена Матиасом, а Анита страстно желала банкротства своей парикмахерской, ведь заведение совсем не пользовалось успехом. Местные жители предпочитали стричься в «Нью Лук» или «Салон Крис». Поэтому Анита очень хотела покончить с этим делом и получить новый импульс для вдохновения. Кроме Карен, ни у кого не было супругов или детей.

Я сидел в вагоне поезда и глазел в окно, пытаясь отвлечься от боли в животе. Свищ и Велик спали. Накануне они напились, чтобы как следует проститься с Тармом, и теперь храпели наперебой. Они чуть не опоздали на поезд. Марианна читала. Она умела занять себя. Йеппе тупо пялился в окно. Анита смотрела на меня. Я слегка ей улыбнулся. Она встала со своего места и плюхнулась рядом со мной:

– Можно я воспользуюсь тобой вместо подушки?

Она прижалась ко мне, прежде чем я ответил. У меня не было сил сопротивляться, так что я обнял ее, но совсем не желая поощрить, а просто потому, что мне так было удобнее. Карен обещала проверять мой почтовый ящик, отвечать на всевозможные запросы и вообще следить за моим чудесным домом в мое отсутствие.

Я стоял посреди суеты вокзала, прижав ладони к коленям, и в панике задыхался. Марианна ласково гладила меня по спине, а остальные взволнованно наблюдали. Наконец ко мне вернулась способность нормально дышать, и я смущенно выпрямился.

– Ты в порядке? – поинтересовался Велик.

Я молча кивнул и поторопился к выходу. Мы поймали несколько такси и поехали на Рантцаусгэде. Там у меня была пустующая четырехкомнатная квартира, но потихоньку я начал продавать свою недвижимость. Свищ в возбуждении выскочил из такси. Он обезумел оттого, что находился в Копенгагене, на Нерребро, и повернулся к нам с изумлением:

– Здесь повсюду негры и пакистанцы.

– Не кричи так громко.

– И тут как-то грязно. Ну, посмотрите. – Он поднял с асфальта коробку из-под пиццы и гордо протянул ее Велику, который тут же бросил ее обратно на тротуар. – Такого в Тарме не увидишь.

Свищ в возбуждении пробежал сто метров по Рантцаусгэде, мимо «Игл Стейк Хаус» и «Чили Поп», пиная мусор ногами, затем остановился, огляделся вокруг и крикнул:

– Да здесь каждый второй пакистанец!

Велик тут же сообразил подозвать его и втащил в квартиру, пока не вышло какой-нибудь неприятности.

Велик и Свищ, Анита и Марианна и мы с Йеппе разместились парами по комнатам, после чего осталась еще одна под общую гостиную. Квартира была меблирована довольно скудно. Но нам и не нужно было большего, ведь она должна была стать временной базой.

Все ждали моей речи, но я пытался преодолеть дикую боль в животе, так что смог только пробормотать:

– Мне нужно немного подумать.

И я думал следующие три дня, закрывшись в своей комнате, отсыпаясь и стараясь связать в мозгу больше двух мыслей.

– Нет, дрыхну дни и ночи напролет. М-м-м… Нет. Он встает с кровати только в туалет. Мне кажется, его тошнит. М-м-м… Ну да. Три дня. М-м-м, м-м-м… Йеппе говорит, что он с ним тоже не разговаривает. М-м-м… Ну да, Карен, я знаю. М-м-м… Просто нас уже начинает это раздражать. Мы ждем. М-м-м… Ну да, как будто боится, но… М-м-м… Да. Думаешь? М-м-м… Ну хорошо, попробую. Спасибо за совет, Карен. До связи. Да, пока.

Марианна отложила телефон и подозвала Йеппе, после чего они куда-то исчезли на несколько часов. Вернувшись, они пришли в мою комнату и стянули с меня одеяло:

– Поднимайся. Мы отправляемся на прогулку.

Я замотал головой, но Йеппе решительно столкнул меня с кровати. Мне совсем не хотелось никуда идти, но они не оставили мне выбора, а я был слишком апатичен для того, чтобы оказывать сопротивление.

Мы пошли по направлению к Вестебро. Марианна тянула меня вперед. Я старался идти в ногу, так что мы были похожи на влюбленных. Я погладил ее руку большим пальцем. На секунду это заставило ее остановиться. Она, нахмурившись, взглянула на меня, но пошла дальше. Йеппе не отставал. Марианна несколько раз ловила его взгляд, после которого следовал кивок, означающий готовность. Велик и Свищ шли на расстоянии пятидесяти метров позади. Они следили, чтобы мы не исчезли из поля видимости, но при этом оживленно о чем-то разговаривали. Анита отказалась с нами идти. Она терпеть не могла всякого рода прогулки.

– И куда же мы направляемся?

Но Марианна наотрез отказалась говорить, хотя я задал ей этот вопрос не менее десяти раз. Мы уже миновали завод «Карлсберг» и перекресток, когда до меня наконец дошло, чего она от меня хочет. Я попытался выдернуть руку, но она держала крепко. Тогда я сильно сжал ее руку, и ей пришлось отпустить меня. Я уже повернулся, чтобы удрать, но тут меня схватил Йеппе. Мы немного поборолись. Он оказался сильнее, чем можно было подумать, и сбежать мне не удалось. Свищ и Велик подбежали к нам. Марианна велела им тоже держать меня. У меня не осталось никакого шанса. Когда они наконец отпустили меня, мы уже стояли на Западном кладбище. Марианна пыталась меня успокоить:

– Тебе необходимо это сделать.

– Я не могу.

Она опять взяла меня за руку. Это действительно успокаивало. Она целенаправленно шла вперед, и я следовал за ней, минуя могилу за могилой. Наконец мы оказались у могилы Сес, и Марианна шепнула мне:

– Мы отойдем, чтобы ты пришел в себя.

Я сел перед надгробием. Могила была чистой и ухоженной, с множеством свежих цветов. Я провел пальцем по мрамору – он был грубым и прохладным. Наклонившись, я обнял камень.

– Малыш, как хорошо, что ты наконец-то пришел. Я так беспокоилась о тебе.

Как же прекрасно было вновь слышать ее голос. Я крепко прижал ее к себе, и она заметила, что я дрожу: