Ларс Хусум - Мой друг Иисус Христос

В первый же день мы с нетерпением ожидали Аниту. Было уже около шести вечера. Она должна была прийти еще час назад, но мы решили подождать еще минут пятнадцать. Когда она наконец пришла, мы не дали ей войти в квартиру, тут же засыпав вопросами. А она только улыбнулась, сняла куртку и бросилась на диван. Она выглядела уставшей. А мы весь день смотрели кино, поэтому были полны нерастраченной энергии. Она выдохнула:

– Хотите услышать, как все прошло?

– Да, черт возьми!

– О, это был самый замечательный день. Я причесала одну девочку, и после этого все захотели, чтобы я и их причесала, в том числе воспитатели. – Она вся сияла от радости.

– Ну а с Брианом тебе удалось поговорить?

– Нет.

– А что тогда ты подразумеваешь под «самым замечательным днем», если ты с ним даже не разговаривала?

– Мне понравилось работать в детском саду.

Это нас удивило. Ей было ужасно некомфортно, когда она уходила утром из дома, а теперь она излучала спокойствие.

– Но с Брианом ты не общалась?

– Нет, он оказался таким замкнутым. Но я обязательно это сделаю. Просто потребуется какое-то время. Я разговаривала с Аланом. Он такой милый. – И она умиротворенно улыбнулась.

Как только я без предупреждения покинул Тарм, там пошла целая лавина слухов. Карен решила пресечь их все разом и пригласила на беседу Надю Йессен из «Скьерн-Тарм дагбладет».

Даже самые неудачные дни, проведенные в Тарме, оказались лучше самых прекрасных дней в Копенгагене, говорит подруга Николая Окхольма, Карен Йуль.

Автор текста: Надя Йессен

Когда Николай приехал в Тарм, я взяла у него весьма откровенное интервью. Он не скрывал, что совершил в жизни много вещей, которыми не пристало гордиться: глупые решения, агрессивные действия, бездумные поступки. Он надеялся, что переезд в Тарм станет для него поворотным пунктом, но он думающий человек и не может не оглядываться назад, на шероховатости и неровности, некогда сопровождавшие его по жизни. Он не изжил воспоминания о них, и потому мы все очарованы Николаем. Он хороший парень, которому не по себе от того, что он когда-то натворил.

Он решил на какое-то время съездить в Копенгаген и взял с собой несколько своих новых друзей из нашего города. Уверена, что не я одна чувствую странную пустоту от того, что Николай, совсем недавно переселившись в Тарм, вновь покинул наш город. Сплетни очень быстро распространяются в Тарме и окрестностях. Сплетни о том, что он возглавляет какую-то религиозную секту. О том, что он основал рок-группу, отправившуюся на гастроли в Германию. Бежал от полиции. Каждый старался перещеголять другого в глупости распространенной им сплетни, пока Карен Йуль, соседка и друг Николая, не позвонила мне и не предложила рассказать историю, которая сделает Николая еще большим любимцем жителей Тарма.

«Мы с Каем (Кай – муж Карен Йуль) смеемся над этими сплетнями. Они настолько невероятны, что мы даже не могли представить себе, что кто-то может в них поверить, но как-то я пообщалась с Биттен (сестра Кая) и узнала, что она очень расстроена тем, что Николай оказался волком в овечьей шкуре – наркобароном из Кристиании. И тогда я решила: пришло время прояснить ситуацию».

Карен Йуль рассказала, что речь идет о друзьях, всегда готовых помочь. Николай не наркобарон, не лидер секты и не рок-музыкант.

Я уловила особую теплоту в словах Карен. Она ежедневно общалась с Николаем с самого первого дня его пребывания в Тарме, и у нее-то уж точно было время разобраться, что Николай – замечательный молодой парень.

«Он житель Копенгагена, а потому чуть более активный и безбашенный, чем мы, осторожные ютландцы».

Это небольшая, но дружная группа. Они регулярно встречаются и весело проводят время. Обычно собираются они у Николая и едят мясное рагу, потому что Николай больше ничего не умеет готовить. Между собой они прозвали себя НАТО. Реальная организация НАТО объединяет страны, которые готовы защитить друг друга и помочь друг другу в случае конфликта. Это договор между государствами. А НАТО Николая – это договор между друзьями. Николай познакомился с каждым из них по отдельности. Поэтому именно он и стал объединяющей силой.

«Он пригласил нас в гости и сказал: „Вы – мои друзья, и я очень хочу, чтобы вы помогли мне“. Это было настолько обезоруживающе откровенно. Он поведал нам всю свою жестокую и драматичную историю. С одной стороны, это потрясло нас, а с другой – воодушевило, ведь он рассказал обо всем именно нам, чтобы мы помогли ему в дальнейшем. Он стал веселым и милым парнем, но в Копенгагене у него остались кое-какие неулаженные дела».

Суть в том, что он не может погрузиться в новую жизнь, пока не избавился от прежних мук. Уладив все в Копенгагене, он сразу вернется.

«Для него переезд сюда имел огромное значение. Николай сам говорит, что оказался близок к тому, чтобы быть счастливым. И даже самые неудачные дни, проведенные им в Тарме, оказались лучше, чем самые прекрасные дни в Копенгагене», – успокаивает Карен всех нас, когда мы уже стали опасаться, что Николай был лишь проблеском удачи для нашего города. Он планирует жить здесь до старости, обзавестись женой и детьми и внести свой вклад в развитие Тарма.

Ежедневно мы тратили по нескольку часов на обсуждение рабочего дня Аниты. Любая крошечная деталь могла оказаться важной, если не решающей. Мы обсуждали сплетни, одежду Алана и Бриана, завтрак Алана. Мы были убеждены, что все это может пригодиться в тот день, когда Бриан потеряет бдительность (правда, когда я, в итоге, оказался напротив него, я был настолько пьян, что даже не помню, сумел ли воспользоваться хоть чем-то из накопленных знаний). На том этапе мы были оптимистами и верили в мирный исход задуманного.

Анита пока откладывала главный разговор с Брианом, но он уже общался с ней больше, чем с остальными. Прежде всего потому, что она очень настаивала. Он приходил в замешательство оттого, что ее не отталкивало его агрессивное ворчание, и все же не давал ей чересчур приблизиться, так что пока мы настраивались на какой-то прорыв, который рано или поздно произойдет.

Этот период ожиданий привел к тому, что мои замыслы ширились и становились решительнее. Я изо всех сил скрывал боли в животе. Только Йеппе знал, что меня ежедневно выворачивает наизнанку.

Мы с ним каждый день совершали прогулку, часто это было продолжением моего похода к Сес. Мы отыскивали безлюдное место, и я старался как следует выкричаться и выплеснуть всю свою боль, а Йеппе стоял настороже. Конечно же периодически находились прохожие, которые пытались вмешаться в происходящее, но мы научились находить пустыри, где я мог вволю повопить. А когда меня тошнило, я погромче включал радио. У меня отлично получалось скрывать происходящее, ведь я делал это с тринадцати лет. Не стоило раздражать окружающих своими слабостями.