Эми Тан - Сто тайных чувств

Позже, когда мисс Баннер выучила больше китайских слов, она снова рассказала мне о своей жизни, и поскольку ее нынешний рассказ отличался от предыдущего, картина, нарисованная моим воображением, тоже была другой. Она родилась в Америке, стране, расположенной над Африкой, Англией и Португалией. Ее поместье находилось неподалеку от большого города со странным названием Ну Йе (по-китайски звучит как «Лунная корова»). Вероятно, это был Нью-Йорк. И суда принадлежали не ее отцу, а экипажу под названием «Россия» или «Руссо». Ее отец был клерком. Они покупали опиум в Индии — цветы мака, а затем продавали его в Китае, заражая китайцев этим дурманом. Когда мисс Баннер было пять лет, ее младшие братья не гнались за цыпленком [8] Игра слов: chicken — цыпленок, chicken pox — ветряная оспа. и не падали ни в какую яму. Они умерли от ветряной оспы и были похоронены на заднем дворе. И ее мать не надувалась как петух, — у нее распухло горло, и она умерла от базедовой болезни, была похоронена рядом с сыновьями. После этой трагедии отец увез мисс Баннер в Индию, которой не правили маленькие Иисусы. Она ходила в английскую школу Почитателей Иисуса, и дети там были не святые, а дикие и необузданные. Позже отец взял ее в Малакку, где не было никаких бешеных собак. Она просто имела в виду другую английскую школу, других детей, еще более неуправляемых. Отец отправился в Индию в очередной раз… и не вернулся. Девочка не знала почему. В ее сердце накопилось много печали. Теперь у нее не было ни отца, ни дома, ни денег. Когда она была еще совсем юной, один человек взял ее с собой в Макао. Тучи москитов в Макао; он умер от малярии и был похоронен в море. Потом мисс Баннер жила с другим человеком, английским капитаном. Он помогал Маньчжурам бороться с Почитателями Господними, обогащаясь на каждом захваченном городе. Вскоре капитан отбыл домой вместе с награбленными храмовыми ценностями — для Англии и своей жены. Мисс Баннер жила еще с одним солдатом, американцем. Этот янки, по ее словам, помогал Почитателям Господним бороться против Маньчжуров, грабя захваченные города, сжигая их дотла. Узнав, что эти трое не были ее дядями, я сказала: «Мисс Баннер-я, это хорошая новость. Спать в одной постели с дядями? А что подумают тети!» Она рассмеялась. Так что, видишь, тогда мы уже могли смеяться вместе, потому что очень хорошо понимали друг друга. К тому времени мозоли на моих ногах исчезли, превратившись в изящные кожаные туфли мисс Баннер. Но прежде мне пришлось учить ее разговаривать. Начнем с того, что я сказала ей, что меня зовут Нунуму. Она называла меня мисс Му. Мы частенько сиживали во дворе, и я учила ее правильно называть вещи, словно малого ребенка. И, словно малый ребенок, она быстро, охотно схватывала. Ее душа была открыта для новых идей. Она не была похожа на остальных Почитателей Иисуса, чьи языки скрипели как несмазанные колеса, катящиеся по проторенной дороге. У нее была необычайно цепкая память, впитывающая все мои слова. Я научила ее распознавать пять элементов, составляющих материальный мир: металл, дерево, воду, огонь, землю. Я научила ее тому, что оживляет мир: восход и рассвет, жар и холод, жара и пыль, пыль и ветер, пыль и дождь. Я научила ее слушать то, что должно быть услышанным в этом мире: ветер, гром, цокот лошадиных копыт по пыльной дороге, камешки, падающие в воду. Я научила ее, каких звуков надо опасаться: быстрых шагов в темноте, лая собак, молчания кузнечиков, треска разрываемого полотна. Я научила ее тому, как взаимодействие двух элементов приводит к образованию одного: вода и грязь образуют слякоть, вода и пар образуют чай, чужеземцы и опиум — несчастья. Я научила ее распознавать пять вкусовых ощущений, благодаря которым мы помним о жизни: сладость, кислота, горечь, острота, соль.

Однажды мисс Баннер прикоснулась рукой к своей груди и спросила меня, как это называется по-китайски. Я сказала, и она воскликнула: «Мисс Му, мне хочется узнать больше слов, чтобы говорить о моей груди!» Я не сразу поняла, что она хотела говорить о том, что творилось в ее душе. На следующий день мы отправились бродить по городу. Мы видели, как двое отчаянно спорили. Злоба, сказала я. Мы видели, как женщина возлагает пищу на алтарь. Почитание, сказала я. Мы видели вора с головою в деревянном ярме. Позор, сказала я. Мы видели девушку у реки, раскидывающую старенькую дырявую сеть на мелководье. Надежда, сказала я. Мисс Баннер показала мне человека, пытающегося протиснуться через узкий проход с толстым бочонком. Надежда, сказала она. Но для меня это была не надежда, а глупость, рис для ума. И я спросила себя, что же на самом деле видела мисс Баннер, когда я называла ей все эти чувства? Неужели чувства чужеземцев так непохожи на наши? И правда ли то, что наши надежды кажутся им глупыми?

Со временем я, конечно, научила мисс Баннер воспринимать мир по-китайски. Она говорила, что цикады выглядят как сухие осенние листья, хрустят как бумага, звучат как потрескивание огня, пахнут как пыль и на вкус они — как поджаренный в аду дьявол. Она их терпеть не могла, полагая, что их существование лишено всякого смысла. Так что в этих пяти отношениях она воспринимала мир совсем как китаянка. Но было еще и шестое отношение, американское чувство значимости. Это чувство и стало причиной всех наших бед, потому что ощущения мисс Баннер рождали мнения, мнения — выводы, а эти выводы зачастую не совпадали с моими.

Большую часть детства я старалась видеть мир не так, как его описывала Кван. Эти разговоры о призраках… После шоковой терапии я посоветовала ей не упоминать о призраках, иначе ее никогда не выпустят из больницы. «А, секрет, — закивала она, — знаем только ты и я». Когда она вернулась домой, я была вынуждена делать вид, что в доме обитают призраки, в то время как для всех их как будто не было. Я так старалась придерживаться этих двух противоречивых мнений, что в результате начала видеть то, что не должна была видеть. А как иначе? У большинства детей не было таких сестер, как Кван, и они воображали, что призраки прячутся где-то под кроватью, норовя ухватить их за пятки. Призраки Кван сидели на кровати, прямо у изголовья. И я видела их. Я говорю не о киношных привидениях в белых простынях, завывающих «у-у-у-а-а», и не о милых невидимках из телевизионного «Топпера», которые двигают ручки и чашки. Напротив, они были совсем как живые — болтали о старых добрых временах, волновались и жаловались, один из них как-то раз даже почесал Капитана за ушком, и тот от радости застучал лапой и замахал хвостом. В отличие от Кван, я никому не рассказывала о том, что видела, потому что была уверена, что меня тогда отправят в больницу на шоковую терапию. То, что я видела, казалось таким правдоподобным, нисколько не похожим на сон. Возникало ощущение, будто мои глаза стали прожекторами, проецирующими на экран чьи-то ускользнувшие чувства.