Зорин - Исповедь на тему времени

Много воды утекло за эти годы, много кубков осушили за царское здоровье, много сплетен разнеслось по свету. Овдовев, Мануил в окружении варваров — генуэзцев, венецианцев и сицилийских викингов, грозно размахивавших тяжёлой секирой, — отправился в Антиохию [7] «Он полагался больше на преданность наших наёмников, чем на своих маленьких греков — народа дряблого и изнеженного», — презрительно отзывается Вильгельм Тирский. . Копьё крестоносцев утвердило там латинскую принцессу, и он скакал туда, покорённый её красотой. А после венчания толпа, подогретая раздачей монет, провожала чету до дворца, и невеста, вкушая радушный приём, не подозревала, что узник одного из его казематов через двадцать лет уготовит ей ад. Она не слышала, как, призывая в свидетели небо, он скрежетал зубами, клянясь отомстить. Когда же, простукивая пол темницы, он обнаружил заброшенный водопровод, где во мраке грызлись крысы и, держась стен, точно пьяный, двигался воздух, у него мелькнула надежда.

Всего три года, отсчитанных по биению сердца, понадобилось ему, чтобы сделать дыру, ведущую в бездну. Там он и спрятался. Едва сдерживая хохот, изобретательный, как Одиссей, он слушал возгласы удивлённой стражи, вспоминавшей лесных оборотней и египетских колдунов, с которыми состязался Аарон. Крики тюремщиков вызвали переполох. Спешно, точно за стеной враг, затворили городские ворота, обыскали дремлющие в гавани корабли, разослав повсюду гонцов. В припадке мстительного испуга арестовали жену Андроника и, создав этим шедевр комедии положений, бросили в ту же самую камеру, где был муж. Ночью, выйдя из подземелья, он предстал перед поражённой. Она решила, что встретила привидение, но он доказал ей противное. «Раскаиваясь в изменах, он помирился с женой, — сообщает источник. — И спустя положенный срок у неё родился ребёнок».

Через неделю, когда утихли страсти, он проскользнул мимо охранников и бежал из крепости, города, императорских владений. Он уже достиг Азии — приюта всех беглецов. И тут жестокие морозы принудили его обратиться к рыбакам. Его узнали и, невзирая на уловки и мольбы, выдали императору.

Андроника водворили обратно, приказав стеречь пуще зеницы ока.

Но через шесть лет, когда бдительность сторожей уступила лени, он получил слугу, которого уговорил снять с ключей слепок. Жена Андроника сделала отмычки и в бочке с вином передала верёвку.

Башня выходила во дворик, заросший густой травой. Он террасой высился над морем. Чтобы обходчик ничего не заметил, Андроник плотно закрыл дверь и, притаившись в траве, ждал темноты. Светили звёзды, и луна покрылась пятнами, как леопард, когда он зацепил верёвку за наружный зубец и бесшумно соскользнул на морской берег. Там его ждала лодка, и он уже ликовал. Но с тех пор, как два века назад Иоанн Цимисхий, подплыв, зарезал Никифора Фоку, дремавшего на шкуре снежного барса, по всему взморью расставили посты. И Андроник, забыв о них, впотьмах наткнулся на дозор. Он готов был себя убить! Но его выручила находчивость. «Я сбежал от жестокого хозяина, — упал он на колени. — Не выдавайте меня!» На ногах у него звенели кандалы, он нарочно коверкал слова, как последний варвар, а сметливый лодочник поднял крик, требуя его возврата. Оскалившись в переменчивом свете факелов, стражники вернули мнимого раба мнимому господину. Андроник налёг на вёсла, пришпорил коня и под утро был у границы. Он уже верил, что спасся, когда его узнали валахские пастухи. Как и шесть лет назад, его схватили на пороге свободы! «Всякий бы растерялся на его месте, — продолжает летописец, — всякий, но не Андроник». Он притворился, что у него колики, держась за живот, выпросил позволение отойти с дороги. Забравшись в самую чащу, воткнул в землю палку, задрапировал её своим плащом, надел сверху шапку, придав вид человека, присевшего на корточки, а сам, почти голый, удалился ползком с быстротой ящерицы [8] Эти страницы у Луганеса напоминают мемуары Казановы — его знаменитый побег из Пьомбе. .

Минуя земли болгар и дикие половецкие степи, он добрался до славян, разделив с их князем и стол, и кров. И вскоре на имперском горизонте замаячили всадники с притороченными к сёдлам луками. Их кривые сабли засвистели над греческими головами. Андроник-предатель вёл степняков на ромейские города.

И Мануил был вынужден снова его простить.

А при дворе Андроник опять заставил говорить о себе. Когда Мануил, не имевший сына, потребовал присяги для своей дочери от немки, он заявил, что василевс ещё не стар. Он говорил о семени Авраама, а главное — что стыдно подчиняться чужеродцам. Он стал бельмом на глазу, и его вновь отлучили. Как и четырнадцать лет назад, отправили в Киликию. Как и четырнадцать лет назад, он дал себя разбить.

В Антиохии расцветала новая роза, превзошедшая, по слухам, супругу Мануила — свою сестру. И Андроника опять захватило болезненное соперничество, он должен был доказывать, что ни в чём не уступает царю. В короткой тунике, подчёркивающей горделивую осанку, в окружении белокурых пажей с серебряными луками Андроник прогуливался под окнами избранницы. Вспыхнувшая страсть освещала его лицо. И девушка уступила. Влюблённая, она жила только Андроником, когда, прихватив казну, он бежал.

Теперь он метался, сжигая мосты. Как змея, пригретая на груди, он отплатил гостеприимным франкам, похитив их королеву, племянницу Мануила. В том, что избранницы Андроника были с ним в близком родстве, Диль усматривает лишь «нечистое удовольствие преступать в любовных связях законы гражданские и церковные». Лу-ганес же увидел здесь психоаналитическую подоплёку. Точно птицы, на которых расставили силки, с двумя родившимися детьми, беглецы скитались по Востоку. И, несмотря на невзгоды, несмотря на семейную обузу, Андронику, обыкновенно такому ветреному, не приходила мысль бросить возлюбленную. Наконец, турецкий эмир, сжалившись, подарил Комнину крепость у византийской границы. Тот превратил её в разбойничье гнездо. Он опять жил набегами, поставляя соотечественников на невольничьи рынки. Его отлучили от церкви. «Нет ни мусульманина, ни христианина», — смеясь, переиначил он апостола. Только когда захватили его детей, Андроник решил покаяться. Блудный сын, вернувшись в лохмотьях ко двору, он обмотался железной цепью и бросился ниц, обливаясь слезами. Он хотел, чтобы скопцы волокли его за цепь к подножию трона, как пленника, и там поклялся, по варварскому обычаю, копьём, которым проткнули Спасителя, что не заведёт больше смуты. Едва сдерживая рыдания, Мануил в ответ поклялся, что не держит на него зла. Берег Чёрного моря, соль которого — это слёзы потерпевших кораблекрушение, стал для Андроника местом почётной ссылки. Шестидесятилетний бунтарь, с сединой в волосах, но ещё крепкий и пылкий, жил там воспоминаниями.