Игорь Малышев - Подменыши

— Отвали, пожалуйста. Я в нирване, а неправильный вывод из нирваны — смертный грех.

Сатир вздохнул, не зная, как реагировать на такой аргумент. Решил продолжать попытки, словно ничего не слышал.

— Ну же, ну же! Белка вспотела, помыться надумала, не занимай емкость, — соврал он.

Антон не открывая глаз изобрел новый довод:

— Я же сказал, я в нирване. А неправильное выведение из нирваны чревато недельным запоем.

— Точно?

— Проверял.

— Кто проверял?

— Омар Хайям.

— Сдаюсь, — сказал его мучитель и, засучив рукав, вытащил пробку из ванной. Вода, заурчав побежала куда-то вниз, в подземные неизведанные дали. — Отдыхай.

Он выключил свет. Вышел в комнату, порыскал вокруг в поисках чистого листа бумаги, уронил несколько книг, одну на спящего Истомина, и написал следующую записку: «Эльф! Утром выгони всех потихоньку и без насилия. На работу не устраивайся. Во втором томе «Братьев Карамазовых» найдешь деньги. Я вернусь через очень неопределенное время. Жди и не делай резких движений. Сатиррр». Прочитал написанное, подчеркнул два раза «очень неопределенное». Нашел томик Кастанеды, который перечитывал сейчас Эльф, и вложил в него записку, так чтобы ее край выглядывал меж страниц. Эльф наверняка возьмется за нее сегодня или завтра.

Проделав эти операции, Сатир заглянул на кухню, где вповалку спали сраженные водкой товарищи по борьбе и пьянству. Выглянул в окно. Белка, свесив ножки вниз, сидела на карнизе, похожая на изящного Карлсона в косухе.

— Фимка, пойдем прогуляемся.

— О, мы уже не сердимся на неразумную Серафиму! — повернулась она. — А то я тут вся в печали и горьких раздумьях.

— Пошли.

Спустились вниз. Он повел ее в небольшой двор, что находился в квартале от его дома. Белка шла молча, вопросов не задавала, видя, что назревает что-то интересное. Он оставил ее около детского деревянного домика. Время было позднее, во дворе никого не было. Снял косуху, оставшись в черной майке с изображением Сталина в камуфляже с автоматом направленным на зрителя и надписью «I’ll be back». Короткие рукава обтягивали загорелые мускулистые руки.

— Ты тоже сними косуху и жди меня здесь. Если я не вернусь через час, иди домой.

— А снимать-то зачем? — поинтересовалась Белка.

— Яркая примета.

— Можно подумать, Сталин с автоматом не яркая примета.

— Придется больше не надевать эту майку. А без косухи я не смогу.

— Ладно, сниму. Но ты хоть объясни куда исчезаешь?

— Тс-с-с! — он приложил палец к губам. — Сиди в домике, не высовывайся и не светись. Когда услышишь стук копыт, выходи навстречу прекрасному принцу. И упаси тебя Бог забыть взять куртки.

— Что-то ничего я не понимаю, ну да ладно, — сказала Серафима и исчезла в домике.

Сатир отправился на площадь с памятником поэту. Народу там оставалось все еще довольно много. Почти все лавки были заняты. Пиво и джин с тоником разбирались в окрестных палатках так же живо, как и в самую отчаянную жару. Там и тут прогуливались неторопливые парочки милиционеров с резиновыми дубинками и рациями, в которых непрерывно что-то шипело, словно там жарили яичницу, да изредка доносился скрипучий голос диспетчера. Теплый летний вечер располагал к мечтательности и отдыху. Видимо, в последнее время ничего серьезного здесь не происходило, поскольку «люди в сером» выглядели спокойными и расслабленными.

Сатир подошел к месту, где катают на лошадях. Сегодня здесь был великолепный белый конь — высокий, с мощной грудью и немного сумасшедшими глазами, если это слово вообще применимо к лошадям. Сатир залюбовался. Непонятно было, как такого красавца отправили на столь неблагородный труд. Наверное, с деньгами на конюшне стало совсем туго. Его водила за узду небольшая стройная девушка лет шестнадцати с усталым лицом. Деньги собирала дама атлетичного сложения в спортивном костюме. Выручку она складывала в небольшую сумочку на поясе, задирая при этом низ своей разноцветной куртки.

— Девушка, почем лошади для народа?

— Сто, — коротко ответила атлетичная, пересчитывая купюры.

— Идет, только я их боюсь.

— Он не кусается, — успокоила маленькая.

— А может, вы мне скидку сделаете, за красоту и молодость?

— Это не ко мне, — маленькая улыбнулась и покраснела.

— Не сделаю, — не отрываясь от счета, бросила старшая.

Сатир притворно огорченно вздохнул.

— Хорошо, придется рискнуть. Риск — путь истинных мужчин.

— Да вы не бойтесь, он спокойный.

— Как зовут-то?

— Ириной, — и она покраснела еще пуще.

— А его?

— Кристалл.

— Ох, держите его, я лезу. Мама, молись за меня и коня.

Ирина взялась покрепче за повод, а Сатир стал неуклюже вскарабкиваться в седло. Запутался в стремени, занося ногу, и беспомощно повис на мощной конской шее.

— Ужас какой-то! Хуже паралитика на роликах, — бормотал он смущенно.

— Ничего, ничего, — говорила девушка. — Первый раз и не такое бывает.

— Нда? Мне так же моя первая девушка говорила.

Наконец наездник утвердился в седле, Ирина дала ему повод, и он гордо огляделся вокруг. Она взялась за ремешок, охватывающий конскую морду, повела коня вперед.

— Вы сами-то давно этим занимаетесь? — поинтересовался он сверху.

— Конным спортом? Давно. Семь лет уже.

— Мастер?

— Нет, так на кандидате и застряла.

Они передвигались, неторопливо разговаривая, как вдруг произошла неожиданная вещь. Сатир ударил коня каблуками по бокам, рывком натянул поводья. Конь с громким ржанием взвился на дыбы. Ирина, вскрикнув, отскочила в сторону. Сатир снова ударил пятками и они звонко понеслись по площади. Ветер окатил холодом глаза. Конские подковы высекали яркие искры. У наездника, пойманной рыбкой, забилась в груди безотчетная радость свободного падения. Впереди во все стороны разбегались перепуганные люди. Визжали женщины. Верещали милицейские свистки. Серые фигуры бросились наперерез, но, не добежав нескольких шагов, остановились в нерешительности, опасаясь бешено мчащегося животного и не зная, что делать дальше. В замешательстве схватились за рации. Наездник и конь легко взяли барьер, ограждающий проезжую часть, и оказались среди машин. Несмотря на поздний вечер, движение на проспекте было все еще довольно оживленным. Встречные машины загудели на все голоса, но ни резко тормозить, ни сильно вилять никто не решился, опасаясь столкновения с окружающими и, видимо, предпочитая врезаться в лошадь. Это только в фильмах водители устраивают свалки на дороге из-за перебегающего шоссе опоссума. Им вряд ли удалось бы выбраться из этой передряги, не обладай Сатир животным пониманием лошадей. Это проявилось у него еще в далеком детстве, когда родители отдали его в секцию конного спорта, откуда он ушел, когда спорт перестал быть развлечением и стал превращаться в профессию. Комедия на площади была разыграна только для того, чтобы притупить бдительность хозяев коня.