Игорь Бойков - Жизнь, прожитая не зря

— Возьмите, за пятнадцать рублей отдам, — сразу оживился торговец. — Скотт — хороший писатель. Здесь и «Айвенго», и «Квентин Дорвард» есть. Сейчас таких книг не выпускают.

— Не выпускают? А что сейчас выпускают? — спросил машинально Лебедев, всё ещё перелистывая страницы.

— А вон чего, — продавец кивнул головой в сторону газетного киоска, на внутренних стенках которого виднелись яркие пошлые плакаты с какими-то размалёванными полуголыми девицами. — Вон этого до фига сейчас. Это — пожалуйста!

Продавец досадливо сплюнул на землю, достал из помятой пачки сигарету, чиркнул спичкой и закурил. Он был щуплым невысоким мужчиной с нездоровым землистым цветом лица и седыми висками, одетый в заношенную синюю куртку и помятые джинсы. Чёрная кепка была сдвинута на затылок, обнажая высокий морщинистый лоб. На вид ему можно было дать лет сорок пять. Но капитану почему-то казалось, что тот значительно моложе, и только лишь осунувшееся лицо с запавшими тусклыми глазами старило его сильно. Он внимательно оглядел его, стремясь определить национальность книготорговца. Это качество — всегда и везде обращать внимание на национальность встреченного им человека — он приобрёл в Городе Ветров. Но лицо торговца не дало ему ответа на этот вопрос — оплывшее лицо потрёпанного жизнью, рано постаревшего человек.

— А вот ещё Дюма есть, — продолжал продавец, решив, видимо, перечислить все имеющиеся у него книги историко-приключенческого жанра. — Одно из последних изданий, конца 80-х. Книга в хорошем состоянии, почти новая. За тридцатку отдам. Или вот ещё Стивенсон. Хотите?

Лебедев продолжал рассеянно держать в руках томик Скотта.

— Да не знаю, — пробормотал он. — Тридцать, говорите? У меня столько нет с собой.

Сказал и разозлился тут же на себя. Дожил — тридцати рублей нет в кармане. Зачем сказал! Ведь можно было просто отказаться покупать, ничего не объясняя.

— Ну, за двадцать пять отдам, — продолжал уговаривать продавец. — Я же говорю, сейчас таких не выпускают. Мне тут люди приносят разное. Кто-то уезжает и библиотеку свою распродаёт, кто ещё почему. А приносят иногда хорошие вещи. Я в книгах разбираюсь, вы уж мне поверьте.

«Нет, он явно не местный, — подумал про себя капитан. — То есть, местный, конечно, но на кавказца не похож. Говорит чисто, без акцента. Или русский, или полукровка».

Лебедев окинул взглядом весь «прилавок» и поскрёб рукой гладко выбритый подбородок. В самом углу, отдельно от книг на клеёнке были разложены значки и несколько тускло поблёскивающих юбилейных медалей.

— Это тоже люди приносят? — кивнул он в их сторону.

— Что, медали?

— Ага.

— Ну да. Мне много чего приносят. Вас что именно интересует?

— Да ничего пока. Я так спросил, просто.

В это время к развалу подковылял старик. Он был совсем седой, с тёмным, морщинистым лицом, крупные, ноздреватые поры которого, казалось, были присыпаны мельчайшей пылью. Старик был закутан какой-то в облезлый полушубок со стёртыми локтями и нелепо торчащими в разные стороны вылезающими грязными клочками искусственного меха. На его голове сидела плотно надвинутая и обтрёпанная шапка-ушанка из фальшивого чёрного меха. Из-под неё на морщинистый лоб падали пряди седых, почти белых, давно нестриженных волос.

Он внимательно, с прищуром, посмотрел сначала на продавца, а потом на капитана. Увидев военный бушлат, слегка улыбнулся, обнажив на мгновение розоватые дуги дёсен и коричневатые, старчески крошащиеся зубы. Однако взгляд его светло-голубых глаз был ясный, осмысленный. Их живое выражение удивило офицера.

Не говоря ни слова, старик нагнулся и протянул руку к медалям. Взял одну, поднёс её к глазам, прищурился и зашевелил губами, стараясь прочесть надпись. На обратной стороне медали был выбит профиль Сталина. Лебедев заметил, что руки у старика были тёмные, шершавые, с грубой потрескавшейся кожей. Он поскрёб ногтем медь. Затем ткнул сморщенным пальцем в профиль Сталина и, обернувшись к капитану и продавцу, сказал вдруг отчётливо:

— Это же что за мужик был, а? Это же золотой был мужик! При нём нас во всём мире уважали. Нас боялись. С ним войну выиграли. А сейчас…..

Лебедев вздрогнул. Он никогда не слышал, чтобы такие дряхлые старики говорили так чётко и внятно. В его родном городке в Костромской области мужчины, как правило, не доживали до таких лет. Почти все они спивались и умирали гораздо раньше, часто не успевая даже выйти на пенсию.

Голос старика был немного хрипловатый, но отчётливый, совсем не старческий. В нём слышался жуткий надрыв и отчаянная, запредельная душевная тоска — тоска вечного, непроходимого одиночества. Одиночества заброшенного и забытого всеми живого монумента эпохи, давно ушедшей в вечность.

— А сейчас. — ещё раз повторил старик и горестно, как-то по-детски махнул рукой.

Лебедев вдруг заметил, что на глазах его выступили слёзы. Но старик тут же смахнул их ладонью. Не говоря больше ничего, повернулся и пошёл прочь.

Капитан молчал, смотря вслед удаляющейся сутулой фигуре и чувствуя, что эти слова полоснули его душу словно бритвой.

Продавец кашлянул и, стряхнув пепел с сигареты, продолжил:

— Если вас интересует что-то конкретное, то скажите. Если сейчас нет, то я смогу достать.

Лебедев чуть заметно вздрогнул и перевёл взгляд на книготорговца. Потом, вдруг решившись внезапно, сказал:

— Я возьму у вас Скотта. Сколько, значит, он стоит? Пятнадцать?

— Пятнадцать! Пятнадцать! — заметно обрадовался продавец. — Вы не смотрите, что обложка потёртая, и страницы кое-где заляпанные. Скоро вообще таких книг нигде не достанете. Не будет их. Молодёжь у нас всё равно ни хрена не читает. Одно тупое бычьё кругом. Тюбетейки на башки свои безмозглые наденут, ходят тут все на понтах и быкуют. Типа, мусульмане крутые. Сами ни читать, ни писать не умеют, таблицу умножения даже не знают, а ещё гордятся этим. Мол, зачем нам все эти науки — Коран учить надо!

Лебедев долго рылся в кармане. Наконец он вытащил мятую грязную десятку и протянул продавцу, а потом ещё долго отсчитывал на ладони мелочь, складывая гривенники и полтинники в рубли.

«Нет, ты точно не горец, раз так рассуждаешь», — подумал про себя офицер.

— Ещё приходите. У меня всё достать можно. Я вам прямо скажу, что скупаю книги у тех, кто уезжает. Сейчас многие русские уезжают отсюда. Книги не везут с собой, здесь распродают. У некоторых ещё с советских времён такие библиотеки на дому собраны, что хоть в Москву, в фонд Ленинки вези, — продавец отбросил окурок и широко развёл руки в стороны, стараясь наглядно продемонстрировать объёмы домашних библиотек покидающих город жителей.

Лебедев закончил считать мелочь и передал тому горсть монет.