Доминик Смит - Прекрасное разнообразие

Слово «кости» было серого цвета и ломкое, хотя на ощупь напоминало бетон.

К счастью, в этот момент официантка принесла наш заказ.

— Пальчики оближете! — объявила она, расставляя тарелки.

Меня кто-то толкнул под столом. Я глянул туда и увидел, что покачивается ботинок Терезы, — это была она.

Официантка поставила перед Уитом тарелку с шестью оладьями. Он облизнулся, как лис из мультфильма, заткнул салфетку за рубашку и принялся за еду. Отец несколько раз повернул свою яичницу, видимо с целью придать ей наилучшее для еды положение. Я полил свои оладьи сиропом.

И тут Тереза ответила отцу:

— Я вижу кровь, кости, внутренние органы. Все они выглядят по-разному Сердце похоже на раздувшуюся руку.

Зачем она это говорила? Может быть, дразнила моего отца, желая затеять ссору? Отец обдумал ее слова, попробовал яичницу, пожевал, глядя в окно, а потом сказал:

— Понимаю. Это, видимо, похоже на вид в сильный микроскоп. Когда вместо кожи, например, видишь просто молекулы, тесно прижатые друг к другу. А внутри молекул и атомов много пустого места. Наверное, нам всем следовало бы научиться так видеть, вопрос только — как это сделать?

— А вы не знаете как? — спросила Тереза.

— Нет, — ответил он.

— Я бы не сказала, что я вижу все насквозь, — сказала Тереза. Она уже допила кофе и высматривала официантку. — Я скорее вижу сны наяву о том, что находится внутри человека. Закрываю глаза, и появляется картинка.

— Я понял, — вмешался Уит. — Типа того, что тела пациентов посылают тебе телеграммы: «Дорогая Тереза, вот тут у меня колет, а тут ноет…»

Тереза уставилась на него, открыв рот, видимо ошеломленная таким принижением ее дара.

— Ну что-то вроде того, — сказала она наконец. — Мистер Нельсон, а вы верите в Бога?

Отец чуть не подавился: Поуп Нельсон прислал ему гонца с того света. Он потеребил бороду и ответил вопросом на вопрос:

— А почему ты спрашиваешь?

— Потому что если бы вы верили, то решили бы, что сны наяву мне посылает Бог.

— Он неверующий, — сказал я.

— Ну, на самом деле иногда мне кажется, что где-то там может существовать высший разум, который все создал, — уточнил отец.

— Вот и мне так кажется, — сказал Уит. — Раз есть пирожок, то, значит, есть и пирожечник.

— Я тоже не верю в Бога, — сказала Тереза.

Она вытащила сигареты и положила их на стол. Отец взглянул сначала на пачку, потом на меня. Все уже поели. Тереза попросила официантку принести пепельницу, и та ничуть не удивилась. Тереза выглядела старше своих лет, а сама официантка, судя по бледности и одышке, начала курить еще в детстве. Отец завороженно смотрел, как Тереза закуривает и выпускает дым. Сначала вопрос о Боге, потом курение — за столом определенно чувствовалось незримое присутствие Поупа Нельсона. Мы посидели еще немного. Тоби за весь обед не произнес почти ни одного слова, но я видел, как двигались его губы: он напевал про себя, и мы были ему не нужны.

Отец и Уит остались в институте до вечера. Они поужинали с Гиллманом, а после десерта, за коньяком, отец и доктор принялись за обсуждение применимости теоремы Белла к аномалиям памяти. Уит немного послушал их, а потом пошел на лужайку играть с братьями Сондерсами в тарелочку. Я в тот вечер не гулял с Терезой: она отправилась на верховую прогулку. Я чувствовал, что ей хочется побыть одной. Ее способность ставить диагнозы оплачивалась неким отчуждением от людей, и от интенсивного общения у нее начиналось что-то вроде морской болезни. Темные потоки крови, трубки больных костей — эти видения отделяли ее от мира, она не могла заводить друзей и переносить долгие разговоры. Тереза была обречена на одиночество, как средневековый святой, который после исцеления хромых и больных удалялся в пустыню, чтобы избежать их благодарности.

В следующую субботу мои родители и Уит приехали на день открытых дверей. В этот день в институте было много посетителей со всей страны, желающих посмотреть на наши достижения. Сначала они благоговейно осмотрели сделанную Роджером модель города. Потом Гиллман устроил для исследователей и методистов «круглый стол», на котором обсуждались вопросы социализации и обучения особоодаренных людей. Потом все пообедали вместе с «гостями» института. А вечером было показано шоу талантов.

Мы оделись как на парад — все, кроме Терезы, которая поступила прямо наоборот. Она нацепила драные джинсы и старый спортивный свитер с надписью «БОЛЬ — ЭТОГО МАЛО». Вместе с ней мы вошли в столовую, где должно было начаться представление. На мне был очень скучный и очень плохо сидящий черный костюм, который мама отыскала в кладовке нашего дома в Висконсине. Я встал рядом с родителями и Уитом. Мама надела бутылочно-зеленого цвета платье, а на плечи накинула кашмирский платок. Она осмотрела меня и стряхнула пылинки с лацканов пиджака.

— Привет, малыш! — шепотом поприветствовал меня Уит.

Отец только холодно кивнул. Он был бледен, с кругами под глазами.

— Мигрень разыгралась, — объяснил Уит.

Отец услышал и недовольно поморщился.

Мы с Терезой прошлись по столовой, здороваясь с родителями «гостей». Я каждый раз всматривался в лица, пытаясь отыскать сходство между отцами и детьми. В большинстве случаев оно оказывалось чисто физическим: волосы, одинаково растущие треугольным выступом на лбу, или характерный контур нижней челюсти, — но все-таки это были люди из разных миров. На лицах родителей запечатлелись ежедневные проблемы, заботы о выполнении служебных обязанностей или о выплате кредита за недвижимость. А лица детей были ясные, чистые, без морщин, нежная кожа, блестящие глаза и открытый взгляд. Чувствовалось, что институт защитил их от повседневных забот.

Тереза познакомила меня со своими родителями. Я удивился, что они вообще приехали: ведь их дочь отказалась выступать, и высказал свое удивление вслух.

— Ничего, мы все равно рады выбраться из дому по такому случаю, — ответил ее отец, мистер Фенмор. — Я вообще люблю новые впечатления.

Держался он со мной довольно сухо, а руку пожал слишком сильно.

— Я слышал, у тебя сумасшедшая память, — сказал он, помолчав. — Я раньше, бывало, тоже неплохо запоминал цифры.

Тереза рассказала мне потом, что главная слабость ее отца — страсть со всеми соревноваться. Как-то раз за семейным обедом на День благодарения дядюшка назвал его нескладехой, а отец в ответ вызвал его бороться на руках и победил.

У его жены был вид женщины, которая покупает вещи в магазинах секонд-хенд, а рождественские подарки приобретает еще в августе. Она все время поправляла галстук мужу. Между передними зубами у нее была небольшая щель, и, глядя на ее улыбку, я думал, что этот недостаток должен делать ее уязвимой. Не знаю почему, но, пока я говорил с родителями Терезы, она нравилась мне все больше.