Тим Лотт - Запретное видео доктора Сеймура

Я не просто не хотел ее смотреть: я чувствовал, что вообще не способен на это. Если она и интересовала меня, то исключительно как отвратительный символ того предела, до которого вуайеризм способен вытравить всякий присущий человеку эмоциональный отклик на трагедию, заменив его любопытством самого патологического, жизнеотрицающего толка.

Я опишу эту запись, однако события, произошедшие на Адамс-стрит ранее и запечатленные в записи третьей, кажутся мне более достойными внимания — и, весьма возможно, значительно более пугающими обнаженной патологией опустошенной души.

Доктор Сеймур раздет догола и привязан к кровати. Шерри Томас снимает и находится вне поля зрения объектива. Доктор Сеймур приходит в себя.

Мы видим крупный план его лица. Глаза его распахиваются, и он пытается понять, где находится.

Всю следующую сцену он не в состоянии говорить и то приходит в себя, то снова теряет сознание.

— Прости, Алекс. Прости меня. Прости, если я сделала тебе больно. Но ты тоже сделал мне больно. Я снова чувствую, что вынуждена… отомстить. Хочешь глоток воды?

Доктору Сеймуру удается наклонить голову настолько, чтобы изобразить утвердительный ответ.

— Вот, пожалуйста.

В кадре появляется ее рука, подносящая к его губам стакан воды. Он пьет, начинает кашлять.

— Прости. Не в то горло попало? Прости. Боже, я только и делаю, что извиняюсь. Это сложно объяснить, но я и вправду не хочу этого делать. Когда я резала себе запястья, я тоже этого не хотела — я жутко боялась смерти, — я просто чувствовала, что должна это сделать. У тебя не бывает такого ощущения? Что ты должен что-то сделать, даже если это отвратительно? Я знаю: то, что здесь происходит, — мерзко, отвратительно и несправедливо. Но иногда что-то выходит из-под контроля. И сейчас у меня именно такое ощущение. Как будто некий рок — дурацкое слово, я знаю, но более подходящего мне не найти — повелевает мной. Я чувствую, что все это очень плохо и неправильно, но в то же время неизбежно. Я во власти этой неизбежности. Просто как часовой механизм.

Доктор Сеймур делает слабую попытку освободиться от веревок, которыми привязан к кровати.

— Я не могу развязать тебя. И я не вру, говоря, что действительно хотела бы это сделать. Но большая часть меня просто не позволит. Прости. Похоже на плохой телефильм, да? А я ну никак не могу от него оторваться. Ты, наверное, думаешь, что я сумасшедшая. Конечно, ты так и думаешь. И мне это очень обидно. Хотя я понимаю, что в определенном смысле это так. Но брежу, верно? Не брызжу пеной, не бьюсь в конвульсиях.

Доктор Сеймур пытается что-то сказать, но выходит только бессвязное бульканье.

— Это тот самый женоненавистнический способ маргинализации моих нужд и желаний. Нед был такой же. Для него я была «сумасшедшей», потому что не хотела заниматься с ним сексом. Я не говорю, что все вы одинаковы. Нет, конечно. Это всего лишь клише. Но некоторые — да. А ведь я думала, что ты — тот человек, которому я могу доверять. Искренне думала, что тебе не наплевать на меня. А ты взял и все рассказал обо мне Саманте. Поведал ей все наши секреты. Рассказал про меня и Неда.

Доктор Сеймур снова пытается что-то сказать. На этот раз ему удается произнести несколько разрозненных слогов.

— Моя… жена…

— Я просто не понимаю, какое она к этому имеет отношение. То, что она твоя жена, не помешало тебе втайне следить за ней. Это не помешало тебе смотреть на меня и Карла и заниматься… ну, ты сам знаешь. Не обязательно произносить это вслух. Нельзя сидеть на двух стульях. Либо я храню твои секреты, либо она. «Жена» здесь мало что значит. «Доверенное лицо» подходит больше. Тот человек, которому ты доверяешь.

Доктор Сеймур снова пытается заговорить, но у него не получается.

— Пожалуйста, помолчи, Алекс, или мне придется снова тебя ударить. Боже, это ужасно. Вот бы остановить это. Только вот время никогда не останавливается. Тик-так, тик-так.

Она ставит камеру на стол, откуда видно большую часть комнаты. Лицо доктора Сеймура опухло, оно в кровоподтеках, синяках. Она входит в кадр и стоит возле кровати.

— Прости, что причиняю тебе боль. Я не хотела этого. Но бывает, что-то происходит само по себе. То, что я делаю, это ужасно, но я так устала от таких людей, как ты, — почти так же, как от себя. Людей непоследовательных. Которых я считаю своими союзниками, а они оказываются врагами.

Внезапно Шерри хватается за виски и начинает стонать.

— Боже, моя голова.

Она качается взад-вперед — очевидно, от страшной боли.

— Эти мигрени — с тобой они стали полегче. С твоими руками. Но теперь они вернулись, и с новой силой, хуже некуда. Ну зачем ты взял и сделал это? Зачем сделал их еще сильнее, когда я думала, что ты хочешь мне помочь? Я не вижу в людях смысла. Вот что меня так бесит. Они все извращенцы. И непостижимы.

Теперь Шерри Томас трясет головой, как будто прочищая ее. Поднимает взгляд, смотрит, моргая, на доктора Сеймура, как будто видит его впервые.

— Ты-то что здесь делаешь? Ты ранен.

Она нагибается и нежно стирает с его глаз кровь салфеткой, вытащенной из прикроватной тумбочки.

— Я бы так хотела, чтоб все снова было в порядке. Не могу объяснить. Перестань задавать мне вопросы.

Теперь она смотрит прямо на него, не двигаясь, секунд десять. В итоге доктор Сеймур произносит таким слабым и трясущимся голосом, что его едва можно расслышать:

— Мне страшно.

Шерри Томас кивает:

— Сначала я хочу, чтоб ты мне объяснил. Зачем ты сделал то, что сделал? У нас было все так хорошо. Нам здесь было так приятно наблюдать за миром. Полная безопасность. Все под контролем. И тебе это нравилось. Не говори, что это не так. Это изменило твой мир. Так… зачем ты взял и сделал это? Это очень плохо. Позвонил. Наговорил гадостей. А ведь я столько тебе дала. Ты решил, будто запись доказывает, что она по-прежнему тебя любит. Что Саманта тебя все еще любит. И я не стану тебя разубеждать. Потому что мне на тебя не наплевать. Я отпущу тебя туда… куда там берут с твоей чистой совестью. С твоей верой. Со всем тем, что ты забрал у меня.

Похоже, что доктор Сеймур снова теряет сознание, но она продолжает:

— Видишь ли, кроме всего прочего — несмотря на эту нелепую ситуацию из дешевого триллера, — я человек цельный. Нечестность — это ведь так неопрятно. Это беспорядок в голове.

Доктор Сеймур открывает глаза и пытается освободиться от веревок. Шерри Томас по-прежнему недвижно стоит в ногах кровати, но тут шагает к изголовью, принюхиваясь.

— Что это за запах? Боже, Алекс. Ты наложил в штаны.

Лицо ее искажается. Потом она как будто берет себя в руки, но, когда начинает говорить, голос ее дрожит от ярости.

— Покури, Алекс. Хочешь сигарету? Без нажима.