Кадзуо Исигуро - Там, где в дымке холмы

— Возможно, и нет. Полагаю, ты лучше его знаешь. — Огата-сан вгляделся в доску, потом поднял голову и рассмеялся. — Это должно показаться тебе забавным. Дзиро в поте лица трудится в офисе, а я тут готовлюсь сразиться с ним в шахматы. Словно малыш, который поджидает отца.

— Что ж, по мне, так занимайтесь лучше шахматами. Ваше музицирование было из рук вон.

— Спасибо, уважила. А я-то думал, что ты, Эцуко, будешь растрогана.

Скрипка лежала на полу поблизости, спрятанная в футляр. Огата-сан наблюдал за мной, когда я его раскрыла.

— Я заметил ее вон там, на полке. И позволил себе ее снять. Не волнуйся так, Эцуко. Я очень осторожно с ней обращался.

— Откуда мне знать? Сами же говорите, что ведете себя точно ребенок. — Я вынула скрипку и придирчиво ее осмотрела. — Вот только малым детям до высоких полок не дотянуться.

Я прижала скрипку к шее. Огата-сан не спускал с меня глаз.

— Сыграй для меня что-нибудь, — попросил он. — Уверен, у тебя получится лучше.

— Не сомневаюсь. — Я отстранила скрипку. — Но так много времени прошло.

— Хочешь сказать, что давно не практиковалась? Вот это очень жаль, Эцуко. Ты ведь когда-то не расставалась с инструментом.

— Когда-то да. А теперь почти к нему не прикасаюсь.

— Какой стыд, Эцуко. Ты так была увлечена. Помню, ты, бывало, начинала играть среди ночи, в полной тишине, и будила весь дом.

— Будила весь дом? Когда я такое делала?

— Да-да, я помню. Когда ты впервые к нам приехала. — Огата-сан рассмеялся, — Не расстраивайся так, Эцуко. Мы все тебя простили. Постой-ка, а что это был за композитор, которым ты восторгалась? Мендельсон?

— Неужели это правда? Я будила весь дом?

— Да незачем так убиваться, Эцуко. Это было сто лет тому назад. Сыграй мне что-нибудь из Мендельсона.

— Но почему же вы меня не остановили?

— Это было только в первые несколько ночей. А потом, мы против ничего не имели.

Я легонько тронула струны. Скрипка была расстроена.

— Ох, и в тягость же я вам тогда была, — тихонько проговорила я.

— Чепуха.

— Но как же остальные домашние? Наверняка они решили, что я сбрендила.

— Настолько плохо они о тебе не могли подумать. Как-никак, все кончилось тем, что ты вышла замуж за Дзиро. Ладно, Эцуко, довольно об этом. Сыграй мне что-нибудь.

— На кого я походила в то время, отец? На помешанную?

— Ты была страшно потрясена, ничего другого и не следовало ожидать. Мы все тогда были потрясены — те из нас, кто остался. Послушай, Эцуко, давай забудем об этом. Сожалею, что начал этот разговор.

Я снова приложила инструмент к подбородку.

— Ага, — произнес Огата-сан, — Мендельсон.

Я, со скрипкой на плече, постояла так немного, потом опустила скрипку и вздохнула:

— Нет, вряд ли я смогу сейчас это сыграть.

— Прости, Эцуко. — Голос Огаты-сан зазвучал серьезно. — Наверное, мне не стоило этого касаться.

Я взглянула на него и улыбнулась:

— Похоже, дитятя чувствует свою вину.

— Я просто увидел там скрипку и вспомнил о прошлом.

— Я сыграю вам в другой раз. После того как немного поупражняюсь.

Огата-сан отвесил мне легкий поклон, и в глазах его снова заиграли смешинки:

— Я запомню твое обещание, Эцуко. Быть может, ты и меня немного подучишь.

— Не могу же я вас всему научить, отец. Вы сказали, что хотите научиться готовить.

— О да. И этому тоже.

— Я сыграю вам, когда вы в следующий раз нас навестите.

— Запомню твое обещание.

В тот вечер после ужина Дзиро с отцом уселись за шахматы. Я убрала со стола и взялась за шитье. За игрой Огата-сан сказал:

— Я тут кое-что заметил. Если ты не против, я возьму этот ход назад.

— Пожалуйста, — отозвался Дзиро.

— Но это не совсем честно. В особенности потому, что перевес сейчас как будто бы на моей стороне.

— Нет, ничего. Прошу тебя, верни ход.

— Ты не возражаешь?

— Нисколько.

Они продолжили игру молча.

— Дзиро, — заговорил Огата-сан. — Я тут как раз вспомнил. Ты уже написал это письмо? Сигэо Мацуде?

Я подняла глаза от шитья. Дзиро, казалось, был поглощен игрой и ответил только после того, как двинул фигуру.

— Сигэо? Нет, еще не написал. Собираюсь. Но в последнее время был очень занят.

— Конечно, я понимаю. Просто мне вспомнилось, вот и все.

— У меня сейчас времени в обрез.

— Конечно. Торопиться ни к чему. Я вовсе не хочу тебе надоедать. Просто было бы уместнее, если бы он получил от тебя письмо поскорее. Как появилась его статья, уже прошла не одна неделя.

— Да, разумеется. Ты совершенно прав.

Они вернулись к игре. Оба помолчали, потом Огата-сан спросил:

— Как ты думаешь, он откликнется?

— Сигэо? Не знаю. Я же говорю, что теперь мало о нем слышу.

— Ты сказал, он вступил в коммунистическую партию?

— Не уверен. Но когда мы в последний раз виделись, он выражал подобные симпатии.

— Очень жаль. Но в Японии в наши дни многое способно сбить молодого человека с толку.

— Да, это точно.

— В наши дни многие молодые люди увлекаются идеями и теориями. Но он, быть может, уступит и извинится. Важнее всего вовремя напомнить о личных обязательствах. Знаешь, я подозреваю, что Сигэо даже не задумался о том, что делает. Наверное, он писал статью одной рукой, а в другой держал книги о коммунизме. Он действительно может в конечном счете извиниться.

— Вполне возможно. Просто у меня работы было невпроворот.

— Конечно, конечно. Работа должна быть на первом месте. Пожалуйста, не беспокойся. Итак, мой ход?

Они продолжили игру, почти не разговаривая. Я слышала только, как Огата-сан заметил:

— Ты ходишь так, как я предвидел. Придется тебе поднапрячься, чтобы вывернуться из этого положения.

Партия еще не закончилась, когда в дверь постучали. Дзиро оторвался от доски и посмотрел на меня. Я отложила шитье и встала с места открыть дверь.

На пороге стояли двое мужчин, улыбаясь и кланяясь мне. Час был довольно поздний, и я сначала подумала, что они ошиблись квартирой. Но тут же узнала в посетителях сослуживцев Дзиро и пригласила их войти. Нервно посмеиваясь, они задержались в прихожей. Один из них — плотный и толстый, с раскрасневшимся лицом — выглядел возбужденным. У его худощавого спутника лицо было бледное, как у европейца, но похоже, и он выпил: на щеках у него горели розоватые пятна. Галстуки у обоих повязаны были небрежно, пиджаки они держали переброшенными через руку.

Дзиро, явно обрадовавшись гостям, пригласил их сесть. Но они, посмеиваясь, остались в прихожей.

— Слушай, Огата, — обратился к Дзиро бледнолицый, — мы, кажется, не вовремя.

— Ничуть. А что вы поделываете в наших краях?

— Навещали брата Мурасаки. Собственно, домой еще и не заглядывали.

— Потревожили тебя, потому что боимся явиться домой, — вмешался толстячок. — Не предупредили жен, что поздно задержимся.