Василий Гавриленко - Должность

-Бал,- говорил он мне шепотом,- Ах, Сергей Леопольдович, как я люблю балы! Слава Богу, традиция возвращается.

Не знаю, как было раньше, но нынешняя бальная традиция заключалась в том, что все присутствующие, включая и дам, бродили по залу с фужерами в руках и говорили все о том же электорате, компромате и нефтяных скважинах.

-Олег Власыч!

-Октавий Лактионович! Сколько лет, сколько зим!

К нам подошел некто длинный с ртутными такими глазками и шевелюрой, очертаниями напоминающей Голгофу.

-Ах, какая приятная встреча!

Олег Власыч и длинный расцеловались.

-А это ваш подопечный? – сладким голосом пропел Октавий Лактионович, отравляя меня своими глазами.

-Это – наш общий начальник,- улыбнулся Олег Власыч.- В не столь отдаленном будущем.

-Ха-ха-ха,- рассмеялся длинный. - Позвольте вам не поверить.

-Да уж поверьте,- сказал Олег Власыч, продолжая улыбаться. Ах, сколько сахара было в этой улыбке.

-И рад бы, но …. – Октавий Лактионович развел руки в стороны.- Ну что же, не буду вас отвлекать. Прощайте, милейший Олег Власыч!

-Всего хорошего, любезнейший Октавий Лактионович!

Как только длинный отчалил, лицо Олега Власыча исказилось злобой:

-Кто это был? – поинтересовался я.

-Крысин, начальник штаба Алильханова,- ответил Олег Власыч, делая большой глоток из фужера.- Профессиональная сволочь.

Я все ждал музыки и танцев – мазурки или венского вальса, но дождался дворецкого, который вышел в зал и крикнул зычным голосом:

-Прошу на аукцион!

Олег Власыч потянул меня за рукав, и мы проследовали в небольшую залу, где стояли невысокие черные кресла. Приятно было после почти двухчасового бдения ощутить их мягкую упругость. На моем кресле, в отличие от кресла Олега Власыча, лежал даже веер.

-А вот и он.

Я посмотрел туда, куда указывал Олег Власыч – шишка на лбу неприятно заныла – к первому ряду кресел продирался Алильханов. Рядом с ним вышагивал длинный Крысин.

Неподалеку от первого ряда расположилась небольшая эстрада с трибуной. Там же на мраморном постаменте стояла странная статуя – вроде как крылатая женщина с оторванными руками и головой.

Откуда ни возьмись, точно сказочный колобок, на эстраду выскочил … да это и был Колобок – щеки что репа, живот так и норовит оторвать пуговки на фраке, в руке у него был деревянный молоток.

-Господа, – крикнул Колобок.- Начнем же то, чего ради явились сюда, – аукцион, извиняюсь за выражение. Все собранные денежки пойдут на нужды нуждающихся, извиняюсь за выражение.

Он стал за трибуну и вдруг, словно за провинность какую, ударил по ней молотком:

-Лот «Победа». Пятьсот тысяч, кто больше?

Я смотрел на происходящее сквозь пальцы, больше разглядывая плечи дам, а вот Олег Власыч весь подался вперед, собрался, натянулся как стрела.

-Шестьсот тысяч, господин Алильханов, раз, - бормотал между тем Колобок,- Шестьсот тысяч два…

Дамы, плечи которых я рассматривал, отчего-то обернулись и сами стали смотреть на меня. Я недоуменно огляделся – да все глаза в этом зале были обращены к моей скромной персоне!

-Поднимите веер,- прошипел Олег Власыч, багровея от ярости.

Я испугался и поднял веер.

-Семьсот тысяч, господин Антушкин, раз, - вытерев пот со лба, пропел Колобок.-

Семьсот тысяч, два.

Алильханов блеснул на меня глазами и поднял веер.

-Восемьсот тысяч, господин Алильханов, раз…

Так мы поднимали веера до тех пор, пока Колобок не начал:

-Два миллиона господин Алильханов, раз. Два миллиона два.

Я, вошедший в азарт, готов был поднять веер, но Олег Власыч пребольно ударил меня под коленную чашечку.

-Два миллиона три! Победа продана!

Алильханов, вдруг осунувшийся и словно даже похудевший, полез к эстраде получать свою безрукую статую, стараясь сохранить улыбку на лице.

-Пойдемте, Сергей Леопольдович, - весело сказал мне Олег Власыч, - Мы победили.

Чувствуя онемение в колене, я едва сдержался, чтобы не ударить его по седой голове деревянной ручкой веера.

После бала к нам присоединился Семен Никитич. Он был в приподнятом настроении и, как будто слегка навеселе.

-Победа, - говорил он, прыгая через разноцветные от неона лужи к «линкольну». - Ах, как она пьянит!

Чтобы пьянила не только победа, мы отправились в то место, которое Олег Власыч назвал «раем и адом в одном флаконе».

Как только мы вошли, сопровождаемые раболепной улыбкой швейцара, я сразу понял: да, рай и ад.

Публика толпилась у двух широких бочек, на каждой танцевала полуголая девица.

-Пройдемте во-он туда,- улыбаясь, пригласил Семен Никитич.- Кажется, там наша хорошая знакомая.

И верно – девушка, танцующая на одной из бочек, показалась мне знакомой.

-Здравствуйте, Сергей Леопольдович, - весело сказала она, выделывая своим чудным телом такое, что сам черт не брат.

-Степа, - ахнул я,- А как же Киря?

-Киря с бабушкой.

Должен признаться, эта встреча меня малость расстроила: я привык уже относиться к Степе как к собственной дочери. Но хорошее абрау-дюрсо понемногу выветрило тяжелую думу, столь свойственную русскому человеку.

-Можно проголосовать? – подошел мужичок, что называется, интеллигентного вида. Одет он был в весьма потрепанное пальтишко, и было странно, что его сюда пустили.

-Конечно,- Степа улыбнулась и немного наклонилась. Мужичок слегка дрожащими пальцами просунул в резинку на, простите, трусах девушки какую-то бумажку.

Странная вообще здесь была публика! Многие похожи на нищих, кое-кто и вовсе ни на кого не похож. И, тем не менее, они пили вино и разглядывали умопомрачительных девушек. Таких, как Степа. Я повернулся посмотреть, какова вторая девушка, и увидел Алильханова. Он стоял рядом с бочкой, приторно морщась. Длинный начштаба что-то шептал ему на ухо.

-Мы за вас, – сказал мне, подойдя, какой-то толстяк. В руке у него была авоська с батоном и кефиром.

Он неуклюже засунул за резинку на трусах Степы бумажку и ушел.

Теперь люди подходили десятками, и моей горничной скоро пришлось высвободить из-за резинки целую пачку бумажек.

«Куда же она их денет?» - подумал я и тут же получил ответ. Оказывается, в бочке была прорезь, в которую все бумажки самым расчудесным образом и поместились. Кроме одной, отлетевшей в сторону.

Я поднял ее. Развернул.

«БЮЛЛЕТЕНЬ ДЛЯ ГОЛОСОВАНИЯ

АЛИЛЬХАНОВ

АНТУШКИН».

Напротив моей фамилии стояла жирная галочка.

Вдруг кто-то положил мне руку на плечо. Я посмотрел – тот, из зеркала.

-Поздравляю!

Закричав от неожиданности, я, конечно, проснулся.

Дурные сны всегда портят аппетит, поэтому, когда Степа принесла завтрак, я лишь поковырял ложкой яйцо и выпил полчашки кофе.