Эрик Сигал - Исцеляющая любовь

Как обычно, планы Беннета Ландсманна разительно отличались от намерений его товарищей. Первоначально его мечтой, которой он поделился с Барни по секрету («Не хочу, чтобы весь курс считал меня плейбоем»), было поехать на горнолыжный курорт в Чили. Но, к несчастью, его травмированное ахиллово сухожилие еще не было готово к таким испытаниям. Поэтому он предпочел поехать с родителями в тур по островам Эгейского моря в расчете заняться подводным плаванием, пока старики будут лазить по развалинам.

Хэнк Дуайер нашел себе место санитара в частном санатории. Заведение находилось неподалеку от его квартиры в Бостоне, так что он мог больше времени проводить с Черил, чье положение уже ни для кого не являлось секретом.

Лоре и повезло, и не повезло одновременно. Пфайфер пригласил ее заняться лабораторными исследованиями. Это была большая честь, омраченная перспективой трудиться под началом ненавистного Уаймана.

Барни сперва удивился выбору профессора.

— Не обижайся, Кастельяно, но почему Пфайфер выбрал именно тебя?

Она развела руками:

— Понятия не имею. Меня только радует, что не придется ехать домой.

Все прояснилось, когда были обнародованы экзаменационные оценки. Лора Кастельяно получила великолепный балл — пять с минусом. Особенно невероятным это показалось Барни, который считал, что сам достиг небывалых высот — четыре с плюсом.

Теперь, когда правда открылась, он решил припереть Лору к стенке.

— Кастельяно, не отрицай: это у тебя было девяносто восемь баллов по биохимии? Так?

— Ладно, господин инспектор, вы меня поймали.

— Тогда какого черта ты это так старательно скрывала?

Она пожала плечами:

— Не знаю. Сначала я подумала, мне просто повезло, а потом…

Она не закончила фразу, но Барни и без этого понял: она боялась поставить его в неловкое положение.

У Барни не было возможности искать себе место в научной или околонаучной сфере. Как только было объявлено о повышении со следующего года платы за обучение, он понял, что придется искать работу, где побольше платят.

И он пошел в таксисты. В одном квартале с Ливингстонами жил некий мистер Копловиц, владелец собственного такси, и Барни нанялся к нему в ночную смену.

Из соображений как сентиментальности, так и экономии Барни жил дома. Осенью на заборе появится надпись: «ПРОДАЕТСЯ», и в комнату, где рождались его детские мечты, вселится кто-то чужой.

Эстел, которая официально ушла на пенсию с конца июня, проводила лето на заднем дворе, попивая чай с Инес Кастельяно, болтая, когда та была склонна к общению, либо просто сидя рядом, если Инес уплывала в свой неведомый мир. В такие минуты Эстел окидывала взором сад и предавалась воспоминаниям о том времени, когда здесь играли два мальчика и девочка.

Завтракала она вместе с сыновьями Барни как раз возвращался домой, а Уоррен, наоборот, собирался на работу. Он готовился к карьере юриста и работал курьером в какой-то адвокатской конторе.

По вечерам сыновья, как правило, отсутствовали: Барни крутил баранку, Уоррен встречался с очередной девушкой. Зато все чаще появлялась Инес — не только пообщаться, но и укрыться от мужа.

Луис уже превратился из тихого выпивохи в буйного пьяницу. К девяти часам это уже был разъяренный лев. И все чаще — торжествующий лев. Ибо его кумир Фидель Кастро только что сумел свергнуть Батисту и освободить кубинский народ. Чем не повод пропустить стаканчик «Куба-Либре»? Или два? А может, десять?

Такое горячее сочувствие кубинской революции не прибавляло ему друзей среди соседей по Бруклину. Ведь Кастро экспроприировал принадлежавшие американцам заводы по переработке сахара. Поэтому нельзя сказать, что клич: «Viva el pueblo cubano!» [24] Да здравствует кубинский народ! (исп.) находил повсеместный отклик.

Соседи потихоньку начинали роптать. Кое-кто даже заходил к Эстел, выясняя, не попробует ли она на благо всему кварталу урезонить Луиса. Заставить его если не бросить пить, то хотя бы угомониться.

Некогда талантливый врач деградировал с каждым днем. Его уже штрафовали за вождение в нетрезвом виде. Еще один такой инцидент — и его, скорее всего, лишат водительских прав, а возможно, и врачебной лицензии.

— Неужели ты ничем не можешь ему помочь? — как-то раз спросила Эстел у подруги.

Инес покачала головой.

— Я молилась, — пролепетала она. — Я просила нашу Пресвятую Деву избавить его от страданий.

— А что, — удивилась Эстел, — нет никого… поближе, чтобы его вразумить?

— Святой отец Франсиско Хавьер тоже пытался повлиять…

— Хочешь сказать, ты водила Луиса в церковь?

— Нет, — ответила Инес, — в прошлое воскресенье я пригласила отца Франсиско к нам.

— И что?

— Что?! Луис словно обезумел, орал на святого отца, выкрикивал проклятия в адрес святой церкви и всех епископов из окружения Франко. Святой отец даже не остался к чаю.

«И неудивительно», — подумала Эстел.

Инес принялась молиться, а у Эстел мелькнул вопрос: «Почему им не поможет Лора? Как она может плевать на родителей, когда они так нуждаются в помощи?»

На другое утро она заговорила об этом с Барйи.

— Мне кажется, Лора увиливает от ответственности, — объявила она за завтраком.

— Мам, она пыталась помочь. Уверяю тебя, она многое перепробовала. Но в последний раз, когда она хотела поговорить с Луисом, он брякнул такое, чего она не может ему простить.

— А именно? — оживился Уоррен.

— А именно, — с расстановкой произнес Барни, — заявил, что не намерен выслушивать от нее нотаций, потому что она ему не сын.

Воцарилось молчание. Потом Эстел сказала:

— Бедная девочка!

— Вот уж действительно, ситуация — не позавидуешь! — согласился Уоррен. — При двух живых родителях она совершенно одинока. Готов спорить, она из одного отчаяния выскочит замуж за этого Палмера, или как его там.

— Зря волнуешься, — возразил Барни. — Палмер идет в армию, и они решили взять тайм-аут в своих отношениях.

Эстел еще больше встревожилась:

— Что же с ней станет, бедняжкой?

«Да уж», — мысленно поддакнул Барни.

Душным августовским утром, в шесть часов Лора приехала вместе с Палмером на призывной пункт бостонского военкомата.

— Лора, я буду тебе писать! И ты черкни мне иногда открыточку, чтоб я знал, что еще не забыт.

— Перестань! Ты же знаешь, что я буду тебе писать много и часто. Ты-то сам уверен, что действительно хочешь задуманного? Зачем своими руками продлевать себе службу?

— Лора, если мне предстоит тебя потерять, то дополнительный срок значения не имеет. По крайней мере, смогу утопить свое горе в офицерском клубе.

— Палмер, ты меня не потеряешь! Я никуда не денусь!

— А я обещаю, что буду хранить тебе верность.