Денис Соболев - Иерусалим

— Ты сегодня во сне говорил о каких-то лошадях, — сказала она за ужином.

Я рассказал ей про сон и сразу же почувствовал, как мне практически на глазах становится лучше; о других странностях последнего времени я, естественно, умолчал.

Анина реакция была достаточно неожиданной; она пробормотала нечто маловразумительное и ушла гладить свою блузку. Два последующих дня она разговаривала со мной сквозь зубы, что, в общем, случалось довольно часто, и я, как обычно в таких случаях, не мог добиться от нее никаких объяснений по поводу того, что же, собственно, произошло. Обычно так бывало, если, придя домой раньше нее, я не замечал, что в раковине осталась не вымытая с утра посуда, и уходил заниматься своими делами; или же когда я отказывался заниматься математикой с сыном ее старшего брата из Кирьят-Малахи [140] Один из городов юга страны, еще совсем недавно населенных в основном выходцами из мусульманских стран. В настоящее время там также находится головное предприятие «Интела». . Но на этот раз я не мог вспомнить ни о чем подобном, а про то, что все это началось с пересказа сна, я начисто забыл. На третий день мне все же удалось уговорить ее объяснить, что же произошло.

— Я хотела бы напомнить тебе, что у тебя жена и ребенок, — сказала Аня, — а тебе снятся лошади и орки.

— Орки мне не снились, — ответил я, не понимая в чем дело.

— Если ты начнешь играть в «Хироуз» не только по выходным, но еще и по вечерам, как Бергер, тебе и тролли приснятся.

«Хироуз», или, если уж быть совсем точным, «Герои могущества и магии», действительно были проблемой. Аня считала, что вместо того, чтобы в субботу сразу после завтрака садиться играть с компьютером в «Хироуз», мне следовало посадить в машину ее и Иланку и отвезти их за город. И, собственно говоря, она была не так уж и неправа. Но замки и боевые походы, даже виртуальные, казались мне все же более интересными, чем марокканцы с мангалами в пыльном парке у поворота на Бейт-Шемеш, и, несмотря на то, что я, в принципе, любил наши семейные выезды (а уж то, что Аня рассказывала, было всегда по-настоящему интересно), я иногда предпочитал им «Хироуз». Да к тому же на работе мы часто обсуждали сыгранные партии. Это была часть моей свободы, от которой я не был готов отказаться. И все же не могу сказать, что я играл в «Хироуз» каждый выходной; скорее это был повод для обид, часто заслуженных. Я и вправду много занимался всякой ерундой, болтался по интернету и читал абстрактные статьи по физике, которые в этой жизни мне уже никогда не пригодятся, да и на работе проводил достаточно много времени. Так что про то, что у меня жена и ребенок, мне действительно следовало иногда напоминать.

И тем не менее ее реакция меня успокоила; как обычно, Анюта увидела самую суть проблемы в ее незамысловатой простоте. Сон, который начал меня всерьез волновать и чье происхождение мне не было понятно, оказался обычной реакцией на компьютерные игры; и в течение последующих нескольких дней я не переставал удивляться тому, что это, казалось бы, самоочевидное объяснение не пришло мне в голову. В первый же вечер я стер «Хироуз», а заодно и «Воркрафт», «Старкрафт», «Поселенцев», «Силу и магию» и «Семь королевств»; а в выходные мы поехали в парк имени Канады. Стояла прекрасная погода, было солнечно и тепло, мы припарковались на площадке около деревянных столиков, погуляли по лесу и даже отошли от дороги настолько, что машина полностью скрылась из виду, растворившись среди зелени. Потом мы достали из багажника переносной холодильник, накормили Иланку, перекусили сами и только после этого поехали на детский день рождения к одной из Аниных бывших сотрудниц по работе. И хотя Иланка была еще слишком маленькой, чтобы по настоящему принять участие в общих детских играх, было видно, что ей все равно там очень понравилось.

День рождения проходил в сосновой роще под Иерусалимом чуть ниже квартала Бейт-Акерем; рощица была несколько замусоренной, но, с другой стороны, подумал я, когда мы приехали, мясо уже жарилось и бутерброды были разложены на больших пластиковых тарелках. Даже прозрачные пластмассовые вилки лежали аккуратной пачкой совсем рядом с тарелками. Так что в смысле готовки от нас ничего не потребовалось; почти сразу по приезде нас накормили прекрасными шашлыками, салатами, сосисками с потрохами и отменными бутербродами. На вине они, правда, как мне показалось, немного сэкономили, но это, разумеется, не имело значения. Да и наши подарки тоже очень понравились; Анина подруга, имя которой я, к своему стыду, уже успел забыть, ужасно обрадовалась и сказала, что это именно то, о чем ее сын всегда мечтал.

— Это все Лёнчик, — сказала Аня, показав на меня, — в том, что хотят дети, он разбирается как никто.

Вторую семью, праздновавшую детский день рождения, мы, к сожалению, не знали. Довольно быстро выяснилось, что среди гостей много моих коллег, и Анина приятельница порадовалась, что нам будет о чем поговорить. Правда, в основном это были люди, закончившие различные программистские курсы, и, как это обычно бывает в таких случаях, наша профессия представлялась им огромной таблицей, в одном столбце которой записаны стандартные действия, а в другой — желаемый результат. Мы вместе поругали винды и Майкрософт, посмеялись над пользователями, рассказали друг другу десяток старых программистских анекдотов; потом поговорили про политику.

Но тут, в значительной степени по моей вине, произошло нечто, что, как мне показалось, немного испортило Анюте настроение. Посреди разговора я вдруг обнаружил, что вино в моем пластиковом стаканчике неожиданно кончилось, и, вместо того, чтобы попросить передать бутылку, я встал, чтобы налить себе еще. А потом, по не вполне понятной мне причине, я вместо того, чтобы вернуться на свое место, лег со стаканом чуть в стороне — там, где шум разговора уже сливался с шумом сосен. Сначала я просто лежал, вдыхая воздух, шелест, голубизну неба, а потом, приоткрыв глаза, посмотрел перед собой и увидел, как стволы сосен восходят в небо высокими, чуть красноватыми колоннами. Их зеленые кроны касались небесной синевы, покоя и молчания; шум разговора отступил; это было мгновение тишины, прояснения, ясности. Вдоль безупречных линий сосновых стволов, вдоль пропилей зелени я смотрел в толщу прозрачной голубизны, и мне показалось, что мир неожиданно наполнился едва ощутимой музыкой, ниспадающей из пространства тишины, пространства покоя и безвременья. Я лежал так довольно долго, вслушиваясь в синеву неба, в несуществующую музыку, в незримую и иллюзорную пульсацию вечности, пока вдруг не услышал Анин голос: «И сколько ты будешь так лежать? Тебе опять скучно, да? Я уж и не знаю, как должны выглядеть люди, чтобы ты до них снизошел». Я сказал ей, что я, кажется, немного задремал, что мне ужасно неловко; вернулся в компанию и даже рассказал несколько забавных историй.