Лин Ульман - Прежде чем ты уснёшь

Благосклонная Жюли: «Добрый день, меня зовут Жюли Блум. Я, как вам, конечно же, известно, жена Александра. Я просто хотела поговорить с вами, может быть, встретимся, выпьем кофе? Ведь нам обеим приходится нелегко».

Хитрая Жюли: «Привет, это Жюли. Александр мне все рассказал. Встретимся? Я знаю, что вы были вместе больше года… да? Значит, меньше?.. А сколько тогда?»

Гордая Жюли: «Здравствуйте, это Жюли. Я знаю, что вы спите с моим мужем. Так вот, не стесняйтесь и продолжайте в том же духе».

Жюли-террорист: «Здравствуйте, меня зовут Карин Далблум. Я звоню вам из поликлиники Скиллебекк. Мне бы не хотелось пугать вас, но мы располагаем тревожной информацией о мужчине, с которым у вас был половой контакт. Мы вынуждены просить вас срочно приехать и сдать анализ крови».

Однажды ночью я бужу Александра. Зажигаю ночник и сажусь в кровати. «Значит, так, — говорю я. — Нам пора поговорить!»

Александр открывает глаза, продолжая лежать. «Не надо, прошу тебя», — говорит он.

«Нет уж. Нам пора поговорить. И если понадобится, мы будем разговаривать всю ночь».

«Я не хочу ни о чем говорить».

«Еще бы, конечно, ты не хочешь ни о чем говорить. Ты никогда не хочешь. Ты лежишь рядом со мной и притворяешься, что спишь и не хочешь разговаривать. Зато я хочу. Я хочу поговорить. Я хочу знать, кто она. Понимаешь?! — Я начинаю трясти его. — Понимаешь, Александр? Посмотри на меня! Посмотри, я сказала!» — Я хватаю его за волосы и заставляю повернуться ко мне.

«Ты что, совсем сдурела?!» — Он вскакивает и бьет меня по лицу.

«Как ты смеешь меня бить?»

«А ты не хватай меня за волосы. Психопатка, совсем с ума сошла».

«Я задала тебе очень простой вопрос, а ты даже на него ответить не можешь. Я хочу знать, кто она».

«Мы договорились больше об этом не вспоминать». — Он снова укладывается в кровать.

«Я не могу об этом забыть. Я хочу знать, кто она».

«Ее зовут Вера, я тебе уже говорил».

«Веры Лунд не существует».

«Значит, Лунде, Лундему, Лунден… я уже не помню. Это была всего одна ночь. И очень давно. Жюли, я больше не могу».

«Как она была одета?»

«Что?» — Голос у него резкий. Александр закрывает руками лицо.

«Как она была одета в тот вечер?»

«Ты больная».

«Зачем ты так говоришь? Не смей. Я задала тебе простой вопрос. Как она была одета?»

«Ты сумасшедшая».

«Не говори так».

«Хорошо, хорошо. Если ты так хочешь знать — на ней было платье».

«Какого цвета?»

«Красного».

«Короткое или длинное?»

«Короткое».

«Ну и как, сексуально? В таком коротком красном платье?»

«Вполне».

«А какое у нее было белье?»

«Белые трусы».

«Понятно».

«И где вы находились в тот момент? Где вы этим занимались?»

«Мы сняли номер в гостинице».

«В какой гостинице?»

«"Плацца"».

«Даже "Плацца"! Неплохо. Значит, на это у тебя есть деньги».

«Заткнись».

«И как долго вы там пробыли?»

«По-моему, пару часов».

«Два часа?»

«Я сказал, пару часов».

«Пара часов — это и есть два часа, или ты имеешь в виду что-то другое? Или два часа — это, по-твоему, совсем не пара? Нельзя ли поточнее?»

«Черт, да у тебя с головой не все в порядке!»

«Ну, и как она в постели?»

«Нормально».

«Ты обнимал ее? Целовал?»

«Жюли, перестань».

«Это я должна перестать? Я? Ты ее трахнул?»

«Ну да».

«Она у тебя сосала?»

«Да».

«А ты?»

«Тоже».

«Как долго вы там пробыли?»

«Пока мне не пора было идти».

«А когда тебе было пора?»

«Утром».

«Ты собирался домой, к нам в постель?»

«Да».

«Черт!»

Жюли кладет голову на руки. Она сидит, съежившись, на зеленой лестнице.

— А потом? Что было дальше?

— Помнишь, когда мы были маленькими, папа говорил, что есть такие вещи, такие слова, которые вырвутся из тебя, и ты никогда не сможешь вернуть их обратно.

— Возможно, он что-то такое и говорил… но я не помню…

Жюли продолжает:

— Мы стараемся. Теперь мы стараемся. Стараемся склеить все кусочки… Каждый день мы просыпаемся и говорим друг другу: доброе утро. Каждый вечер, ложась спать, мы говорим: спокойной ночи. Мы вместе едим. Иногда мы занимаемся любовью. Играем с Сандером. Но Сандер не глупее нас. Наши слова прочно засели в стенах и отдаются эхом тогда, когда мы ждем этого меньше всего.

Жюли говорит:

— Я думаю о Сандере. Я родила на свет ребенка, но не могу защитить его. Я не могу защитить его даже от нас самих. Даже от самой себя. От моего гнева, моего презрения, моих воспоминаний, моих обманутых ожиданий. Я думаю о наших родителях, Карин, — о папе и об Анни, обо всем, за что я их упрекала. Обо всем том времени, что я потратила на эти упреки. Посмотрите на меня! Посмотрите, что вы со мной сделали! Я не хочу больше жить, потому что я вам не нужна! Пожалуйста, посмотрите, не отводите глаза! Кто-то не сдержал свое обещание. Во всяком случае, так казалось мне. А сейчас обещания нарушаю я сама. Раз за разом. Каждый день. А Сандер пока еще слишком мал, чтобы упрекать меня. У него нет нужных слов. Но я вижу, что он от меня отдаляется, становится тихим, молчаливым.

Мой милый Сандер,

Я держу тебя на руках, тебе всего несколько часов отроду. Лицо и тельце у тебя коричневые, иногда тебя уносят и кладут в кювез, чтобы ты окреп и мы могли поехать домой. Я никогда не была ни для кого домом, я не понимаю, что это значит. Они тыкают иглами в твои пятки — берут анализ крови. Чтобы пошло молоко, они сдавливают мою грудь и прижимают к твоим губам, чтобы ты научился есть. Они заворачивают тебя в одеяло, потом распеленывают. Они говорят: до свидания, всего хорошего. Я держу тебя на руках. Мы готовы.

Перед нами отворяются больничные двери, и ветер чуть не сбивает нас с ног.

Я обещаю, что буду защищать тебя. Я не могу защитить тебя.

«Если я не засну, — думает Александр, — я, наверно, просто-напросто умру от истощения.

Но прежде чем я умру, я должен навести в своем доме порядок. Долг каждого мужчины — следить за порядком у себя дома.

Например, если я соберу все камни и положу их в кровать между нами, я смогу примерно понять, сколько их. Я смогу посчитать их. Потрогать. Смогу прикинуть, как покончить с ними раз и навсегда.

Ну как можно спать, когда камни разбросаны по всей спальне, — думает Александр. — Тут уж не до сна».

Мы идем по Богстадвэйен — Жюли, Торильд, Валь Брюн и я. Мы возвращаемся домой. Именно тогда я в первый раз вижу Дага — через окно ресторана, где он пьет пиво вместе с друзьями.

Я останавливаюсь.

Подхожу вплотную к окну.

Дожидаюсь, пока он повернется и увидит меня.

Ждать приходится долго.

В конце концов один из его друзей замечает, что я стою за стеклом и смотрю на Дага. Он поднимает глаза. Какое-то мгновение он пребывает в нерешительности: может быть, мы знакомы? Он поворачивается к друзьям, спрашивает у них: «Вы знаете эту девушку?» — те качают головами и пожимают плечами. Он снова смотрит на меня, делая резкое движение рукой: давай, мол, отсюда, я тебя не знаю, ты что, не видишь, мы с друзьями решили приятно провести время.