Константин Смелый - Это даже не умрёшь

- Вслух? – пошутил Дзержинский.

- Как хотите, – не стал понимать шутку Жук.

Дзержинский склонился над ежедневником.

- Ну что же, – сказал он, дочитав список до конца. – Это всё вполне реально, Роман Романыч. Могу вас заверить. Вполне реально.

- ... И третий пункт?

- И третий пункт. Инфраструктура же есть. Разошлют циркуляры, организуют. Если надо.

- ... И добровольцы?

- И особенно добровольцы. Вы же знаете наших людей. Если Родина скажет...

- Это только то, что необходимо сразу же, сейчас, – уточнил Жук.

- Конечно, – кивнул Дзержинский. – Вы потом сядьте, подумайте хорошенько... Напишите другой список... Более полный. Помните: теперь вам помогает вся страна. Вся страна, Роман Романович! А целой стране – особенно такой, как наша – что может быть не под силу целой стране? Взять хотя бы космическую программу нашу, взять БАМ. Да одна победа над нацизмом чего стоит, в конце концов!..

- Да, – сказал Жук. – Я смогу связаться со своими коллегами? В Петербурге?

Дзержинский непроизвольно сложил руки на столе – ладонь к ладони.

- Вы должны понять. Не мне вам говорить, что у вас в руках очень важная информация. Взрывоопасная, в определённом смысле. Обстановка в мире сейчас очень сложная. Это чудо, что до сих пор...

- Хорошо, я понял, – перебил Жук. – Конечно... Где останки Зины? Девушки?

- В смысле «где»? Захоронены, я полагаю...

- Надо раскопать.

- Раскопать?.. – поморщился Дзержинский. – Конечно... Локализуем, раскопаем...

- Я внесу это в список. В более полный...

Жук почувствовал внезапную перемену баланса в кабинете. Его половина качели бесцеремонно поднялась в пространство между Дзержинским и большими людьми, которые пребывали наверху. Ты в болоте, я на самолёте, подумал Жук, глядя на пухлые пальцы Дзержинского, цеплявшиеся друг за друга на лакированной поверхности стола.

- И Никита Машевский... – сказал Жук задумчиво. – Мне нужен Никита Машевский.

- Машевский?.. Машевского, боюсь, не получится.

- Не получится?

- Нет. Разве только вы успели его обработать своим вирусом, Роман Романыч. Тоже можно раскопать, посмотреть... Укокошили Машевского. Уронили из окна собственной квартиры. Предсмертную записку положили. На стол, между бутербродами... Это и наша вина тоже, чего уж тут. Надо было сразу брать под охрану, как только он вышел на связь... Вот видите, с какими людьми вас попутало, Роман Романыч? Видите? Только проснулась у человека совесть и сознательность, как его тут же... – Дзержинский театрально провёл пальцем невидимую линию поперёк своей шеи.

- Какая жалость, – заметил Жук, оживляясь. – Какая жалость. Ещё мне нужен компьютер. С доступом в интернет. Можете его отслеживать, или что вы там делаете. Главное, чтобы он у меня был.

Дзержинский выпрямился в кресле и смерил Жука неубедительным холодным взглядом.

- Больше вам ничего не нужно? Роман Романыч?

Жук покачал головой.

- Меня сейчас отведут куда-нибудь? – предположил он с уверенной надеждой. – Куда-нибудь, где я смогу принять нормальный душ? Поесть нормальной еды? Полежать на настоящей кровати? Что-нибудь в этом духе?

Дзержинский помолчал. Затем нажал кнопку на очень солидном телефоне в углу стола и произнёс «всё, Никольченко, заходи». Никольченко, облачённый в штаны цвета хаки и вязаный свитер со стилизованными лосями, оперативно вырос в дверях кабинета.

- Отведи к Виктору Степанычу, – распорядился Дзержинский. – До встречи, Роман Романыч.

Жук задумчиво поднялся со стула.

- А что было в записке? – спросил он. – В предсмертной? У Никиты Машевского?

- ... А вы не в курсе? «В моей смерти прошу винить секту Георгия Грибового». И подпись, – ответил Дзержинский с вызовом.

- Спасибо, – сказал Жук. – Теперь я в курсе. До свиданья, товарищ Дзержинский.

Никольченко поперхнулся ленивым смехом за его спиной.

Дзержинский перевёл брезгливый взгляд с Жука на «После смуты», оставшееся на краю стола, и нервно забросил книжку обратно в ящик.

По издевательской выходке судьбы, в паспорте и других документах ему всю жизнь приходилось быть Сахаровым. Андреем Дмитриевичем.

В мае 2004-го, пока события принимали необратимый характер, мой друг по имени Олег влюбился. С ним такое происходило нечасто – последний раз ещё в то время, когда он без конца подвергался вниманию Зины. Тогда он влюбился почти безответно и абсолютно безответственно, в начинающую жену бывшего одноклассника. Дело кончилось дракой, преждевременным разводом и некрасивыми склоками вокруг двухкомнатной недвижимости (её только-только купили); и в разгар всего грянуло легендарное самоубийство Зины на новогодней вечеринке. За самоубийством потянулись нездоровые слухи и, что ещё хуже, мифологические подробности.

Такой суеты Олег не выносил. Напившись водки с грейпфрутовым соком, он поклялся мне, что до тридцати пяти будет обходиться эротическими сновидениями, онанизмом и случайными связями на чужих юбилеях. В тридцать пять найдёт некрасивую жену по интернету.

Он не дотянул ровно пять лет. Двенадцатого мая 2004-го ему позвонила Катя. Она спросила, не может ли он заскочить к ним после работы. Олег сильно удивился. У него уже давно были трудности с размещением прошедших событий во времени – все годы после института сливались в гигантский салат из рабочих недель и выходных дней – но он мог поклясться, что не виделся и не разговаривал с Катей по крайней мере года два. Он уточнил адрес и купил по дороге бутылку вина. На месте выяснилось, что Катя вышла замуж за Бориса, которого Олег помнил ещё более смутно, чем временные координаты последней встречи с ней.

Все трое сели на кухне и несколько минут пили чай с печеньем, неловко обмениваясь никому не интересными новостями. Затем Катя сообщила Олегу, что он надёжный человек. За это поручилась Вероника, их общая знакомая. Олег вежливо замялся. Катя спросила, правда ли, что у него есть пустующая комната, которую он почти не использует.

Олег той зимой переехал. Насколько он мог понять, под пустующей имелась в виду та из двух его комнат, в которую он беспорядочно свалил основную массу вещей. У него не доходили руки распаковать и расставить их. Ему хватало кровати, стола и компьютера. И гантелей. В другой комнате. Поэтому он признал, что у него действительно как бы есть свободная комната. Катя и Борис переглянулись. Катя открыла бутылку вина и достала три бокала. Олег запротестовал. Он был за рулём. Катя на мгновение застыла с бутылкой, занесённой над третьим бокалом. Потом сказала, ну ничего, Зина выпьет. Она налила вино, выглянула из кухни в прихожую и позвала, Зина! Всё в порядке, выходи!

Олег почувствовал, как его руки теряют вес. В кухне стало душно. В памяти зашевелились мифологические подробности. Олег посмотрел на Катю в поисках объяснения – а лучше опровержения, но Катя сосредоточенно вернулась на своё место рядом с Борисом. Это наша хорошая знакомая, сказала она, как будто извиняясь. И они с Борисом посмотрели на дверь.