Филип Сингтон - Зоино золото

Он остановился. Что станет с письмами, после того как их заберут грузчики? Какая судьба их ждет?

Миф о Зое пластичен и прибылен. На карту поставлены репутации. Истина неуклюжа, парадоксальна и может стать помехой. Перед его глазами вспыхнула дробилка в саду доктора Линдквиста, сам доктор и его сестра, невозмутимо бросающие в нее связки писем и фотографий, одну за другой.

Он подошел к окну. Внизу грузчики мучились с обеденным столом, пытаясь понять, как он разбирается. С того места, где они стояли, им не был виден «вольво».

Он знал, что делать.

Понадобилось четыре захода, чтобы перенести все обратно в гостиную. Окно выходило на задний двор. Он схватил самую прочную на вид коробку и выбросил на снег. Она приземлилась с негромким стуком и перевернулась, половина содержимого высыпалась. За ней последовали еще четыре коробки. Самые мелкие он завернул в чехол и выбросил все вместе.

Он поспешил вниз по лестнице с ноутбуком через плечо и тремя последними коробками под мышкой. Рабочие загружали обеденные стулья, из кабины гремело радио.

Он подогнал «вольво» к дому и бросил коробки на заднее сиденье. Письма все еще были рассыпаны по земле. Он наклонился и начал собирать их. Из-за забинтованной руки не получалось как следует ухватить бумаги. Он совал их в карманы и за пазуху. Он должен забрать все.

— Эй!

Он поднял взгляд. У двери в кухню стоял мужчина. Эллиот прижал последние письма к груди и попятился к машине.

— Я был другом, — сказал он. — Ее другом.

Мужчина обернулся на дом. Молодой, высокий. Со светлыми волосами и бородой.

— Вернусь в другой раз.

Мужчина не двигался, похоже, он не знал, что делать.

Эллиот забрался в машину, дал задний ход, колеса буксовали в снежной жиже. Из дома вышел еще один грузчик, он разговаривал по мобильному. Когда «вольво» вывернула на дорогу, он бросился вдогонку.

К списку обвинений добавлено воровство.

Он возвращался на шоссе, стараясь не слишком спешить, и думал, что это не такой уж большой грех. Более того, ему казалось, что он поступил совершенно естественно, в соответствии со своей природой, которую он большую часть жизни держал в узде исключительно из страха: Маркус-экспроприатор, Маркус-вор. В случившемся было что-то освобождающее, что-то волнующее.

Демичев понял это с первого взгляда: вот человек, с которым можно иметь дело, который «в тени» — как рыба в воде. Остальные тоже чувствовали это и инстинктивно сохраняли дистанцию.

Он смотрел в зеркало, пока не выехал за пределы Сальтсёбадена. В машине полно бумаг, писем и фотографий, разбросанных по сиденьям и грязному полу. Они лежат у него на коленях, забились под педали. Но по крайней мере сейчас они в безопасности. Зоя в безопасности. Еще полчаса, и было бы слишком поздно.

Он так же оправдывался перед самим собой за новгородские иконы, те, что вывез контрабандой из России. Он спасает сокровища, будущее, которое иначе будет утрачено, вещи, до которых миру нет дела. Только теперь это было правдой.

Они скоро узнают — Линдквист, Корнелиус, Демичев. Они обнаружат, что он забрал бумаги, и предположат худшее: в них содержится нечто важное, нечто, что может быть использовано против них. Но их дальнейшие действия не так очевидны. Скорее всего, раздобудут ордер на арест. Полиция будет ждать его в аэропорту. Возможно, они даже просмотрят журналы регистрации в гостиницах, чтобы узнать, где он остановился. Корнелиус и его банда вполне способны это провернуть. У них есть связи в МИДе. Они имеют отношение к государственным делам.

Он бежит, но куда? Куда ему податься?

На окраине Стокгольма он съезжает на обочину. Опускается вечер, и машин на дороге становится все больше. Фары проносятся мимо нескончаемой вереницей, ослепляют его, спускаясь с холма. Люди едут домой. Они точно знают куда. В отличие от него. Его жизнь разворачивается в ином ритме, подвержена иным силам. С рождения на нем стоит клеймо одиночки.

Письма на пассажирском сиденье смяты и испачканы. Уголком глаза он замечает дату: июль, 1933 г. Смазанные слова не прочесть. Он смотрит через плечо на коробки, сваленные на заднее сиденье. Надо их спрятать. Найти безопасное место, и чем скорее, тем лучше. Компания по прокату автомобилей сообщит номер «вольво» в полицию. Если его остановят, бумаги вернутся к Линдквисту.

Только одно место пришло ему на ум.

В офисах «Экспрессен» еще кипит жизнь. Сквозь стену из закаленного стекла Эллиот видит ряды столов, за каждым кто-то сидит, все корпят в преддверии вечернего дедлайна. Туда-сюда снуют люди в рубашках с закатанными рукавами, на секунду задерживаются перед экранами телевизоров, настроенных на «Рейтер» или «Би-би-си», и снова куда-то бегут.

Администратор звонит по внутреннему телефону. Кто-то берет трубку, но не Керстин.

— Ее нет на месте. — Администратору за сорок, она густо накрашена, на голове у нее домашняя «химия». — Хотите оставить ей записку?

— Скажите, где мне ее искать? Это срочно.

Администратор посылает сообщение. Мотоциклист приносит сверток и идет обратно к лифту. На коммутаторе высвечиваются входящие звонки.

— Вы пробовали звонить ей на мобильный?

В ее голосе какая-то искусственная мягкость, как будто она разговаривает с больным человеком.

— Да. Она не берет трубку.

Администратор касается пальцем наушника.

— Секундочку. Он сейчас будет.

— Он?

— Матс. Стажер.

И действительно, появляется Матс, раз уж это так срочно. У него короткие рыжие волосы и темный костюм-двойка, который ему велик.

— Вы ищете Керстин Эстлунд?

Парень разглядывает исцарапанное лицо и забинтованную руку Маркуса.

— Именно. У меня есть информация насчет важной статьи, которую она пишет. — При слове «важной» брови практиканта заметно поднимаются. — Кто-нибудь знает, где она?

Матс прочищает горло.

— Кхгм. Ну не то чтобы…

Администратор отвечает на звонки и пристально наблюдает за ними.

— Не то чтобы? Она работает здесь, не так ли?

Матс горбится.

— Не то чтобы. В смысле, иногда. Приходит поредактировать.

Паника. Спазм в желудке.

— Но я думал, она журналистка. Она пишет статью. Она сказала…

Администратор сочувственно улыбается и наклоняется ближе. Эллиот видит рвение в ее глазах, желание продемонстрировать свою осведомленность. Вероятно, большинство сотрудников понятия не имеют, как ее зовут, но равнодушие это не взаимно. В голове у нее готово досье на всех и каждого.

— Она работала тут, когда была студенткой. Летом. А теперь просто… — Она беспомощно смотрит на Матса. — Видите ли, после того, что случилось, люди хотели помочь ей, но…

— Но что?

Она пожимает плечами, словно все очевидно.