Галина Северина - Легенда об учителе

— Обсуждай! Только имей в виду: и мы тебя обсудим, еще покрепче! — с вызовом сказала я.

Ира меня здорово ругала за этот срыв. Сами ему даем карты в руки. Генька, конечно, не поверил. Заносчиво расхохотался. В роли секретаря он считал себя неуязвимым. Сейчас он был раздосадован моим удачным ответом по математике. Зато Рафик ликовал. Он был моложе нас всех, небольшого роста, как шестиклассник. Над ним часто потешались большие парни. А на самом деле оказалось, что он лучше многих. Обращаться к Рафику за помощью было легко и просто.

Мы долго думали с Ирой, как взяться за Башмакова. Фактов было сколько хочешь: полгода ничего не делает, ни одного собрания толком не провел, страдает зазнайством, манией величия. Оскорбляет комсомольцев на каждом шагу. Недавно обозвал Иру выскочкой, меня — еще хуже. Ни о какой дружбе в организации и говорить не приходится. И не шел к нам никто. Кажется, дальше ехать некуда. Но Генька повадился каждую неделю ходить в райком, и там его почему-то ценили. Вот он ничего и не боялся.

— Я вам вот что советую, — сказал нам Толя, — сходите в заводское бюро комсомола, поговорите с Сашей Шафрановым.

Мы с Ирой обрадовались: в самом деле, на заводе нас знают по прошлогоднему лагерю и уж в добром совете не откажут.

С Сашей Шафрановым, секретарем заводского бюро комсомола, мы столкнулись у самой проходной.

— Уходишь? А мы к тебе! — разочарованно протянули мы.

— Надолго? — поинтересовался Саша и, взглянув на ручные часы, жестко определил: — Десять минут — и не секунды больше!

Нам казалось, что этого совершенно достаточно, и мы обрадованно закивали. А вышло — больше часа. Саша забыл, куда ему надо идти, а мы не напоминали.

— Интересное дело! — возбужденно говорил Саша, поправляя большие роговые очки, сползавшие на нос. — О пионерах мы постоянно ведем разговор, вожатых в школу посылаем, отчеты их слушаем, а о том, что там есть комсомольцы, не подумали! Позовите Марусю Шехтер! — крикнул он кому-то.

Вошла высокая кудрявая девушка.

— Знакомься, Маруся, со школьным комсомолом! — представил нас Саша.

А мы эту Марусю давно знаем. Она и в лагерь приезжала, и в школу не раз приходила на праздничные вечера. Она детским сектором на заводе заведовала.

— Отлично я знаю этих пионерочек! — сказала Маруся.

— Отстала от жизни! — усмехнулся Саша. — Комсомолки они. Сядь и послушай. Там помощь нужна!

Срочно собрали бюро, и оно решило взять шефство над нашей ячейкой; к нам прикрепили Марусю Шехтер, а на собрание, которое будет по поводу Башмакова, придет сам Саша.

— Готовьтесь! Но чтобы все обоснованно было! — сказал он нам.

В школу мы примчались окрыленные. По дороге нам пришла в голову еще одна мысль.

— Когда, ты говоришь, будет комсомольское собрание? — спросили мы у Геньки.

— Скоро! Вот в райком схожу! — важно ответил он.

Мы обратили внимание, что Генька стал носить синие галифе и сапоги. Совсем как ответственный работник.

— А он, пожалуй, пошел дальше Родьки! — сказал Жорка.

Ира не знала, кто такой Родька, пришлось вкратце рассказать.

— Как портят такие люди жизнь! — возмутилась Ира. — Нечего их терпеть! Начнем со стенгазеты!

Это и была наша мысль: прохватить до собрания Геньку в нашей газете «Красный факел». Редактором был Гриша. Он тут же согласился поместить фельетон в очередном выпуске. Писать поручили мне.

— Газета должна выйти через три дня! Срочное дело! — сказала Ира.

Фельетонов я никогда не писала, и пришлось здорово попотеть. Но получилось. Я обыграла прозвище «гусак», которое дал Геньке Толя. Настоящего имени не указала. Просто «одного гусака» избрали на ответственный пост. А дальше рассказывалось все, как на самом деле.

Около газеты собрались почти все ребята старших классов. И хотя фельетон без подписи, все догадались, что это я. Даже обидно: неужели так прозрачно? И Геньку, конечно, все узнали. Хохот стоял громовой. Кто-то позвал его самого. Не знаю, но, будь на месте Геньки, я бы прочла и молча отошла, задумавшись над выводами. Генька же раскричался:

— Кто позволил?

— А что? Особая цензура должна быть? — спросил Гриша.

— Со мной, во всяком случае, надо было согласовать!

— Много ты с нами согласовываешь!

— Я это вырву! Перечеркну! — завопил Генька.

— А в чем, собственно, дело? Какое ты имеешь отношение к этому «гусаку», о котором написано? — пожал плечами Кирилл.

— Я знаю, что это за «гусак»! — потеряв себя, орал Генька.

— Ах, это твой личный друг? Извини, я не знал! — с усмешкой сказал Кирилл и окончательно вывел из себя Геньку.

Тот со злобой схватил газету и разорвал ее на куски. Нам грозно сказал:

— Завтра назначено комсомольское собрание с обсуждением вашего поведения! А о тебе, — ткнул он в меня пальцем, — будет специальный разговор! И в райком сообщу. Так и знайте!

Генька помчался в райком, а мы позвонили на завод.

Такого собрания у нас еще не было. Кроме нас, тринадцати подростков, в пионерской комнате сидел Саша Шафранов, Маруся Шехтер, Леша Карабанов — члены заводского бюро комсомола, Николай Иванович, Толя и, наконец, инструктор райкома комсомола, молоденький восемнадцатилетний парень, очень удивившийся присутствию заводских комсомольцев.

Генька стоял за столом красный, вспотевший и никак не мог начать говорить. Нашего стратегического хода он не ожидал и при всей своей гусаковской гордости растерялся.

— Может быть, пора? — спросил Саша.

— Да, — кивнул Генька и, напыжившись, громко, как, наверное, и готовился, сообщил об открытии собрания.

Но повестка прозвучала неожиданно бедно: обсуждение плохой успеваемости комсомолки Дичковой и потом «разное». Мы с удивлением переглянулись: где же инцидент со стенной газетой?

Мою успеваемость обсудили в пять минут. Я честно сказала, что запуталась в математике и в ближайшее время догоню. По тригонометрии уже исправила. Остался один «неуд» по геометрии.

— Предлагаю комсомолке Дичковой вынести выговор! Кто «за» — поднимите руки! — вдруг решительно сказал Генька.

Я опешила, растерянно посмотрела на Иру.

— Если мы за каждый «неуд» будем выносить выговор, то что же делать с серьезными проступками? — спросила она.

— У нее и серьезное есть! — вспылил Генька. — Подрыв авторитета секретаря ячейки, по-твоему, пустяк?

— А об этом еще не было разговора! — отрезала Ира.

Об истории с газетой заводские комсомольцы ничего не знали. Пришлось рассказать, как было, вплоть до печального конца: уничтожения Генькой газеты на глазах у всех!

— Дело действительно серьезное. Его и обсудим. А комсомолке Дичковой дадим неделю на исправление плохой отметки! — решительно сказал Шафранов, пересевший к инструктору райкома и о чем-то с ним поговоривший.